– Михаил Петрович, вы только скажите, я вам любой приз достану. Хотите сапоги? – молодой задор заиграл в голосе Вани.
– Ванечка! – испугалась Пульхерия.
– Сапоги-то у меня есть… – задумчиво сказал граф. – А вот что там правее висит? Не пойму…
Иван прищурился, присмотревшись внимательнее:
– Похоже на украшение… Ожерелок или монисто… Хотите, граф? Для Екатерины Ильиничны? – парень озорно подмигнул.
Михаил Петрович оглянулся на супругу, которая, сдвинув брови, грозно смотрела на него, и на Пульхерию, огромные голубые глаза коей, казалось, стали ещё больше, и с сожалением покачал головой:
– Нет, друг мой, давайте побережём нервы наших женщин… да и себя заодно!
Они пошли дальше, чинно и степенно, оглядываясь по сторонам, отведали блинов с удивительно вкусной начинкой, запили сбитнем, остановились поглазеть на скоморохов, которые старались изо всех сил, увеселяя зрителей. Играли гусли, пронзительно дудели сопелки, дудки, жалейки, играли домры и балалайки, звенели накры, били барабаны – музыкальному беспределу не было конца-краю! Несколько скоморохов плясало, всячески разжигая толпу, заставляя её присоединиться к игрищам, другие, стихотворцы-потешники, веселили народ прибаутками да солёным словцом, пели песни скабрёзного содержания. Пляски их тоже были непристойны и соблазнительны. Михаил Петрович и Иван Андреевич с видимым удовольствием наблюдали за скоморохами, хохоча и подталкивая друг друга локтем, дамы же решили, что это зрелище не для них и отошли к ларьку с разнообразными украшениями. Ассортимент был богатый: гривны, бусы, подвески, ожерелки, монисто; серьги, какие только можно было вообразить – цельнолитые массивные «голубцы» с жемчугом, сканью и эмалью, ажурные металлические со вставками стекла и звенящими круглыми подвесками, «двойчатки» и «тройчатки» с металлическими гравированными бусинами, кусочками сердолика, серьги из низаного перламутра и жемчуга, плоские, в виде розетки, грушевидные, капли; пясы, колты – литые подвески из золота или серебра, их крепили на ленты у височной части головного убора, они одновременно служили и оберегами.
– Какой выбор, – прошептала Екатерина Ильинична, распахнув глаза, и начала перебирать украшения, не слушая молодого купца, обладателя этого богатства.
Пульхерия же засмотрелась на серебряные серьги-голубцы с ярко-голубыми бусинами, они сразу привлекли её внимание филигранным плетением и цветом.
– Как раз к твоим прекрасным глазам, красавица! – мгновенно заметил её интерес купец.
Девушка подняла взгляд: темноволосый и темноглазый румяный парень хитро ей улыбался.
– А есть ли у тебя мил дружок, красавица? – тихо спросил он. – Есть ли, кому покупать тебе серьги да бусы? Радовать и ублажать тебя?
Пульхерия залилась краской и не знала, что сказать нахалу, положила серьги и отворотилась. Графиня же увлечённо перебирала украшения и ничего не замечала.
– Я подарю их тебе, синеглазая, – парень перегнулся через прилавок. – Хочешь?
– Не хочет! – рядом с девушкой встал Иван, глядя в упор на охальника.
– Друг, что ли? – ухмыльнулся купец.
– Муж.
– А ежели муж, не оставляй свою жёнушку одну, – посоветовал парень. – Лихих людей полно!
– В советчиках вроде тебя не нуждаюсь! – отрезал Иван.
– Гляжу, ты боек на язык, не окоротить ли?
– На себя погляди! Лопочешь, что хочешь!
– Может, и лопочу что хочу, ты мне не указ! – парень явно наглел.
Графиня оторвалась от своего занятия и с некоторым испугом наблюдала за расходившимися молодыми людьми:
– Иван Андреевич, вы что?!
– Ничего, Екатерина Ильинична, не волнуйтесь, пойдёмте отсюда, – Ваня увлёк женщин от прилавка, и вслед ему донеслось:
– Бабий прихвостень! – рассыпался язвительный смех.
Иван обернулся:
– Где?!
– А на венце, где дома Стеньки Разина!
– Как стемнеет!
– Иван Андреевич, что вы задумали?? – воскликнула графиня.
– Ванечка! – ахнула Пульхерия.
– Не тревожьтесь, дамы, ничего не плохого не произойдёт! – улыбнулся Иван. – Пойдёмте на карусели кататься? Вот кстати и граф!
Михаил Петрович, наслушавшись и насмотревшись скоморошьих плясок, выпив стопочку водки, был готов для дальнейших приключений и против каруселей не возражал. Не возражал он и против ледяных горок, подхватив графиню, заставил её вместе с ним несколько раз скатиться по крутому спуску. Ваня с Пульхерией воздержались, лишь радовались, глядя, как Михаил Петрович прижимает к себе красавицу жену, стремглав летя с горки.
Потом они разглядывали богатые выезды холостых парней, многие из которых, будучи из состоятельных семей, специально к празднику прикупали новые сани, украшали их и «фигуряли» перед своими сужеными, катали их, что называется, с ветерком и тут же делали предложения руки и сердца, оставляя избранницам время на принятие решения, чтобы потом, в первое послепасхальное воскресенье, на Красную горку, сыграть свадьбу.
– Красиво-то как, Ванечка! – прошептала Пульхерия.
Видимо, её исстрадавшемуся сердечку было грустно видеть чужую неприкрытую, законную радость и осознавать, что сама она до сих пор является грешницей и блудницей в глазах и церкви, и людей.