Жёны Шанго

Глубоко заполночь в маленьком кафе наконец-то стало тихо. Счастливые и объевшиеся туристы уехали, воздав должное великолепной стряпне хозяйки. Как ни расстраивалась Оба, мокека получилась всё равно высший класс, и на дне глубокой кастрюли почти ничего не осталось. Под стрёкот экскурсовода съели подчистую и фейжоаду из чёрных бобов («Обратите внимание, господа, когда-то это была простая еда рабов с плантаций, а ныне ни один праздник в Бразилии не обходится бе фейжоады!») и ватапу из рыбы («Если у кого-то аллергия на пальмовое масло, лучше взять что-нибудь другое!»), и козиду, которое, на взгляд Оба, всё же было передержано, и сарапател, и мунгунсу, и сладости… Видя, что гости довольны, Оба потихоньку послала Ясмину в соседний переулок – и вскоре наспех собранный ансамбль громыхал на жестяных банках, гитаре и сипатом аккордеоне, а Зе Эспенандос, вытаращив чёрные глаза, пел своим ужасным, сиплым басом самбу. Слова были собственного сочинения Зе, невероятно похабные, но грингос всё равно не понимали ни слова и веселились вовсю. Вскоре вся улица танцевала, Теа и Ясмина кружились с американцами, и даже самой Оба пришлось покачать бёдрами под бешеные аплодисменты гостей.

Проводив автобус, Оба с девушками вымыли посуду, оттёрли столы, затянули плёнкой и убрали в холодильники оставшуюся еду, и хозяйка, наконец, отпустила своих измученных помощниц. Оставшись одна, она сварила кофе, положила на блюдце последний чудом уцелевший бригадейру и присела у стола, глядя на восходящую луну. И не обернулась, когда за спиной скрипнула дверь и в кухню вошёл Шанго.

– Доброй ночи, девочка моя.

– Здравствуй. Хочешь есть?

Можно было и не спрашивать: он всегда хотел… Шанго привычно устроился за огромным столом. Лениво, добродушно смотрел из-под тяжёлых век, как Оба ставит на стол еду.

– Черепаха?

– Да.

– Ты знала, что я приду? – усмехнулся он. И улыбка эта мгновенно вспорола сердце Оба. Словно не было этих лет без него… Но лгать она не умела совсем, всю жизнь проклиная себя за это. И сейчас тоже ответила правду:

– Знала, конечно. Как не знать?

Шанго ухмыльнулся ещё шире и принялся за еду. Оба отошла к раковине. Она принялась было мыть посуду, но руки отчаянно дрожали, и тарелки со стаканами дребезжали так, что Оба в конце концов испугалась. Выключив воду, она вытерла руки полотенцем, села напротив Шанго. Тот на миг перестал жевать, внимательно взглянул через стол на перепуганное лицо Оба, покачал головой – и придвинул к себе мокеку.

Через четверть часа все тарелки опустели. Шанго издал малоприличный, но благодушный звук, вытер жёлтые от пальмового масла губы, блаженно откинулся на стену.

– Дьявол, детка… Я тебя люблю! Ну кто ещё может приготовить такое? Эти грингос должны на руках тебя носить! Почему твоё заведение ещё не в путеводителях?

– Мало места, мало красоты… – пожала плечами Оба. – Туристам надо, чтобы было красиво. И никакой галеры[60] на улицах. И так чудо, что дона Лаура привезла этих…

– Им теперь будет что рассказать дома, – заметил Шанго. – Никого ведь не обчистили? Не отобрали телефоны? Я просил ребят, чтобы промышляли сегодня подальше…

– Так это ты устроил? Спасибо.

Шанго снова улыбнулся. Его чёрные, блестящие, широко расставленные глаза безотрывно смотрели на Оба. О, как она знала этот взгляд, от которого у неё кружилась голова!

«Держись! – приказала себе Оба, стискивая руки под скомканным полотенцем. – Держись! Он больше не твой. И никогда не был твоим, запомни это, наконец!»

– Уже ночь. – Голос преступно дрогнул, и Оба чуть не застонала от собственного бессилия. Собравшись с духом, закончила, – Тебе пора. Пока доедешь до Бротаса…

– Я останусь, – решил он, не открывая глаз. Оба помолчала минуту. Встала и сунула ноги в шлёпанцы. Шанго сонно, без капли удивления взглянул на неё.

– Куда?..

– Пойду к Дорминье, у неё свободная комната.

– ?..

– Я помню, что это твой дом. Я не могу просить тебя уйти. Могу только уйти сама.

– Детка, ты в своём уме? – недовольно спросил Шанго. – Куда ты собралась на ночь глядя? И не смей меня оскорблять! Я когда-нибудь гнал тебя отсюда? Здесь всё твоё! И всегда останется твоим!

– Спасибо тебе.

– Ну и какого тогда чёрта?.. – Он широко зевнул, потянулся так, что хрустнули кости, и встал, чудом не опрокинув стол. – Хватит болтовни. Иди ко мне, Обинья!

Оба осталась сидеть с закрытыми глазами. Когда тяжёлые, горячие руки Шанго легли ей на плечи, она сдавленно попросила:

– Не делай этого.

– Почему? – искренне удивился он.

– Перестань. Ступай прочь. Не заставляй меня…

– Не заставлять – что?..

– Я могу ударить тебя.

Он лишь рассмеялся в ответ. Оба молча встала. Чувствуя, как вся её сила собирается внутри, под сердцем, в тяжёлый кулак, повернулась к Шанго.

– Детка, зачем же так? – лениво, без капли испуга спросил он. – Я люблю тебя.

«И ведь он не врёт,» – ошеломлённо подумала Оба.

Вслух же сказала:

– Это правда, что Ошун ушла?

С лица Шанго словно сдёрнули улыбку.

– Ушла! Куда она денется, эта шлюха? Вернётся!