Жёны Шанго

Над Верхним городом поднималась тревожная красная луна. Сумерки ложились на чистые, выметенные улицы, на высокие заборы с электрической проволокой наверху, через которые не могла перебраться уличная шпана. Лунный свет пятнал белые стены дорогих особняков. В тёмных ветвях манго и гуяв сонно попискивали птицы. Где-то играла негромкая музыка.

Вверх по улице ехал, вихляясь из стороны в сторону, старый побитый «пежо», выкрашенный в камуфляжные цвета. Кое-как добравшись до конца улицы, «пежо» криво запарковался у калитки в кованой решётке, окружавшей большой дом в колониальном стиле. Из машины старательно выбрался Ошосси. Покачнувшись, неловко ухватился за калитку. Та беззучно отворилась.

– С-совсем с ума посходили… – пробормотал Ошосси. Задрав голову, заорал на весь квартал, – Марэ-э!!! Вы будете двери запирать, или нет?! Кругом ворьё!

Некоторое время было тихо. Затем на балконе второго этажа показалась высокая фигура в белых шортах.

– Ошосси?.. Боже мой… Что ты кричишь? Перебудишь соседей! Поднимайся! Ты что, пьян? С ума сошёл – ездить по городу в таком виде… Куда смотрела Йанса? Держись, не падай, я сейчас! – Марэ исчез.

Ошосси криво усмехнулся и привалился плечом к калитке. Дреды упали ему на лицо, он не убрал их.

Через несколько минут Ошосси сидел в большой кухне, широко расставив ноги и хрипло дыша. Марэ, стоя у окна, с тревогой смотрел на него.

– Не беспокойся, – хрипло сказал Ошосси, не поднимая головы. – Пол я тебе не заблюю.

– Заблюёшь – вытрем, – коротко отозвался Марэ. – Что стряслось? Совсем плохо?

– С чего ты взял?

– Раз уж ты здесь… – Марэ помолчал. – Что-то не вышло на шоу? Почему у тебя лоб разбит? Влез в драку? – Ошосси не отвечал, и Марэ, помедлив, спросил, – Йанса знает, где ты?

– Йанса?.. – Ошосси поднял голову, и его взгляд выбил испарину на спине Марэ. – Йанса плевать, где я. Она слишком занята. Я останусь здесь сегодня ночью?

– Конечно. – Марэ не сводил с него глаз. – Ложись где захочешь, места много…

– Рядом с тобой будет лучше всего. – Ошосси тяжело поднялся, удерживаясь за край стола. На губах его прыгала неприятная усмешка. Зелёные сощуренные глаза вызывающе уткнулись в Марэ. Тот молча, без улыбки смотрел в ответ.

– Ну, красавчик мой? – хрипло позвал Ошосси, не отводя взгляда. – Ты же всю жизнь до смерти этого хотел! Вот – я здесь! И мы, между прочим, теряем время!

Марэ подошёл к нему вплотную. Осторожно взял в ладони лицо Ошосси, и тот почувствовал, как дрожат эти тёплые, крепкие ладони. Ошосси закрыл глаза. Ладонь Марэ скользнула по его щеке, по спутанным дредам. Задержалась на плече. Ошосси ждал. Ждал минуту, другую. Третью. Наконец, не поднимая глаз, грубо буркнул:

– Ну? Что дальше? Куда девался твой стояк?

– Он на месте. И всегда будет на месте. – Голос Марэ звучал очень ровно. – Ты знаешь: у меня это навсегда. Но не сегодня. Нет. И не так.

– Другого раза может и не быть, – хрипло, почти с угрозой выговорил Ошосси. – В другой раз я не буду таким пьяным, малыш!

– И зачем мне нужен этот перепих по пьяни? – Короткое молчание. – Любовь моя, что тебе сделала Йанса?

Ошосси поднял голову. Уставился на Марэ полными ненависти глазами. Тот смотрел спокойно, грустно. Чуть заметно улыбался.

– Хочешь мне врезать?

– И тебе… – процедил сквозь зубы Ошосси. – И ещё кое-кому… Только не стану пачкать рук. Пошёл вон!

– Ты в моём доме, Ошосси, – напомнил Марэ.

– Значит, я пойду вон. И… идите вы все к дьяволу…

– Успокойся. Останься. Можешь переночевать. Если хочешь, я дам тебе своей аше. Сразу станет легче, и…

– Подавись ей, чибунго… – Ошосси, покачиваясь, тронулся к двери. На пороге остановился. Не оборачиваясь, зло предупредил. – И больше шанса у тебя не будет, придурок.

– Я знаю, – мягко согласился Марэ. – Оставайся здесь, ты задавишь кого-нибудь. Или врежешься в столб.

– Все спят… и столбы тоже, – многозначительно поднимая палец, сказал Ошосси. – Я один, как дурак, во всей Баие… А ты, – палец уткнулся в грудь Марэ, – Ты – предатель, вот что!

– Да постой же ты! – вышел из себя Марэ. – Болван пьяный! Разнесёшь машину и разобьёшься сам! Я позвоню Йанса, она заберёт тебя!

В ответ раздалось ругательство такой выразительности и силы, что Марэ не решился настаивать. Шатаясь, Ошосси добрался до лестницы, очень аккуратно спустился с неё и, не оглядываясь, вышел за дверь. Вскоре заворчал мотор, жёлтый всплеск фар окатил дорожку из плит у калитки. Коротко взвизгнули покрышки – и всё стихло.

Марэ молча смотрел в темноту за окном. На руку его, судорожно сжимающую край подоконника, взобрался жук-носорог и торжественно пополз по предплечью, слегка царапая кожу жёсткими ножками. Марэ не смахивал его. И вздрогнул, когда за спиной послышался низкий, скрипучий голос:

– Почему нет, брат? Я было приготовился спать всю ночь изо всех сил…

– Дурак, – не оборачиваясь, сказал Марэ. Рядом прошуршали колёса инвалидного кресла. Обалуайе подкатился к подоконнику и протянул длинную руку в окно, к ветке манго.

– Достань мне вон тот…

Марэ молча оторвал спелый плод, протянул брату. Тот, оторвав крепкими зубами лоскут кожуры, впился в манго. Невнятно сказал: