Жёны Шанго

В Баие было сумрачно. С моря тянулись тучи. Ветер трепал верхушки пальм, надувал и выворачивал тенты уличных кафе. То и дело принимался накрапывать дождь. Толстая негритянка, пыхтя, несла через улицу ящик кокосовых орехов. Вылетевший из-за угла на бешеной скорости мотоцикл чуть не сбил её. Тётка с визгом отскочила, уронив ящик. Орехи покатились по мостовой.

– Чтоб тебе провалиться, паршивец! – погрозила она в сторону улетающей «ямахи». Сквозь рокот мотора ей послышался весёлый смех. Мотоцикл исчез за углом. Негритянка вздохнула и, кряхтя, принялась собирать рассыпавшиеся кокосы.

Эшу остановил «ямаху» возле шестиэтажного дома в квартале Рио-Вермельо. Белый дом с большими окнами и зеркальным подъездом выглядел дорого, респектабельно и надменно. Эшу перепрыгнул сразу четыре мраморные ступеньки, показал язык кнопке для вызова консьержки и прошёл в открывшуюся перед ним дверь. С плеча его свисала большая спортивная сумка.

Из-за стойки навстречу Эшу поднялась встревоженная мулатка в форменном платье.

– Эй, парень, стой! Ты как дверь открыл? К кому ты?

– Не волнуйтесь, дона, я ненадолго! – весело ответил Эшу, сворачивая на лестницу. Консьержка, бросив журнал, побежала было следом – но на лестнице уже было пусто. Мулатка вытаращила глаза. Помотала головой. Задрав голову, долго смотрела вверх – но ни шагов, ни хлопка двери так и не услышала. Шумно вздохнув, консьержка перекрестилась. Прикоснулась на всякий случай к илеке Йеманжи на запястье и, шаркая шлёпанцами, вернулась за стойку.

Остановившись на четвёртом этаже, Эшу тронул ручку одной из массивных металлических дверей, выходящих на лестницу, – и дверь открылась. Незваный гость, мягко ступая, вошёл в большую прихожую со светлыми стенами, мраморными плитами пола и огромным зеркалом на стене, в которое Эшу немедля состроил ужасающую рожу. В прихожую выходили четыре двери. Эшу сощурился, пытась определить нужную.

В глубине квартиры послышался шорох.

– Нана, ты так рано сегодня? – спросил мягкий мужской голос. Эшу нахмурился. Ничего не ответил. Повернувшись к одной из дверей, открыл её и вошёл в комнату с опущенными жалюзи.

В голубоватом полумраке Эшу сразу увидел то, что искал: статуэтки Шанго и Ошосси, стоящие рядом на письменном столе. Довольная улыбка сошла с его лица, когда он увидел связанные кожаной тесёмкой руки Ошосси и восковой мешок на голове Шанго. Выругавшись, Эшу шагнул к столу… и замер, услышав за спиной негромкое:

– Кто здесь?

Эшу обернулся. В дверях стоял дон Каррейра в светлых домашних брюках и расстёгнутой на груди белой тенниске. Он, как обычно, опирался одной рукой на трость. В другой был направленный в грудь Эшу пистолет.

Эшу, рассмеявшись, приложил два пальца к бейсболке.

– Моё почтение, дон Ошала!

Пистолет опустился.

– Эшу? Что ты здесь делаешь? – Он не ответил, и отец Эвы, помолчав, спросил, – Жанаина прислала тебя?

– Мать в Рио. Она знать не знает, что я здесь. И не советую вам ей звонить. Не портите маме праздник, дон Ошала: у неё их мало! Я здесь ненадолго и скоро уйду.

– Что тебе нужно? – напряжённо спросил дон Ошала. Эшу, подойдя, легко забрал из его руки пистолет. Осмотрев его, рассмеялся:

– Вы его даже не зарядили? Как говорит наша Йанса – нерационально… – Эшу отвернулся от хозяина квартиры, оглядел книжные полки, рисунки, расклеенные по стенам, горшок с увядшей араукарией на окне, большую фотографию малышки лет пяти с грустными глазами. – Это комната нашей Эвиньи?

– Что с ней?

– Поздновато спрашиваете, сеньор!

– Говори со мной с уважением, сопляк! – отрывисто потребовал дон Ошала. Эшу в ответ расхохотался на всю квартиру, засвистел и указал на стол с керамическими фигурками.

– Я забираю эти безделки, дон Ошала. Меня просила об этом сестра. Уж извините, на кофе не останусь: очень спешу.

– Не смей ничего трогать здесь!

В ответ Эшу ласково произнёс грязнейшее из ругательств баиянских фавел. Сбросил с плеча сумку, решительно шагнул к письменному столу… и комнату от пола до потолка прошила фиолетовая слепящая искра. Эшу отбросило к стене. Ошала отпрянул, выронив палку и чуть не упав. В воздухе запахло гарью. Края полированного стола обуглились, на пол посыпались хлопья горячего пепла.

– Что за?.. – спросил Эшу, ошеломлённо глядя на синеватый дымок, поднимающийся к потолку. – Дон Ошала! В чём дело? Я не знал, что Нана может такое!

– Мальчик, ты недооцениваешь мою супругу, – помолчав, сказал дон Каррейра. – Я уверен, она предусмотрела такое… развитие событий. И ждала кого-то из вас.

– Ждала, значит… – процедил сквозь зубы Эшу. Некоторое время было тихо. Эшу молча, с ненавистью смотрел в стену. Дон Каррейра не сводил с него глаз.

– Уходи, мальчик, – наконец, сказал он. – Моя жена с минуты на минуту будет дома. И тогда я ни за что не поручусь.

Эшу взглянул на него с почти искренним сожалением.

– И как это люди спят с бабами, которых боятся, э? Всё равно что держать змею в постели!

– Ты ничего не понимаешь… – начал было дон Каррейра. Но Эшу уже отмахнулся от него, как от мухи, лёгким прыжком капоэйриста вскочил на ноги и пошёл к столу.