– Поешь и покури, дочь моя! Ни один из парней того не стоит: уж я знаю, что говорю!
От сигареты явственно попахивало маконьей, и Эва не рискнула её закурить. Но шоколад и платок-пелёнка к концу полёта немного помогли, за что Эва была очень благодарна соседке. Слёзы удалось загнать внутрь, но в сердце по-прежнему отчаянно, невыносимо саднило.
Эва чувствовала, что ей не стоит заходить домой перед отлётом – но в квартире оставались деньги и паспорт. Она поднималась в квартиру, молясь о том, чтобы Даниэл задержался на лекциях или пошёл после занятий с друзьями в какой-нибудь бар. Но любовник оказался дома.
«Куда ты летишь, Эвинья? Что за спешка? Только не лги мне, что кто-то из родственников умер или заболел!»
«Даниэл, о чём ты?.. Все живы…»
«Вот именно! Все живы! А ты даже не сдала экзамены! И рискуешь вылететь из университета! Так куда же ты несёшься?! Впрочем, можешь не объяснять, я знаю! Кто он? Кто этот сукин сын, я тебя спрашиваю?!»
«Даниэл, что с тобой? Ты с ума сошёл? Я просто лечу домой… Потом я всё объясню тебе, а сейчас…»
«Бог мой, конечно! Она всё объяснит! Сразу же, как только придумает подходящую ложь! Бог мой, Эвинья, я и подумать не мог, что ты такая шлюха! Моя скромница Эвинья!»
«Даниэл! Опомнись! Что ты несёшь?»
«Я не идиот, девочка моя, вот что! Можешь убираться к своему баиянскому любовнику! Лети к нему на крыльях! Беги по первому свистку, как собачка! А с меня хватит! Я не намерен терпеть это всё! Если ты сейчас уйдёшь – то в этот дом можешь не возвращаться!»
Эва именилась в лице, и Даниэл понял, что перегнул палку. Но сдавать назад было поздно. С каменным лицом, скрестив руки на груди, он наблюдал за тем, как бледная девушка роется в ящике стола, ища свой паспорт. Наконец, документ был найден, положен в сумочку – и Даниэл вырвал её из рук любовницы.
«Ну уж нет, моя принцесса! Ты никуда не полетишь! Я не хочу сверкать рогами на глазах у всего курса! Не хватало ещё…»
В следующее мгновение Даниэл с воплем отлетел к столу, на него грохнулась ваза с сухими цветами, а сумочка вернулась в руки Эвы. Не зря Ошосси и Эшу учили младшую сестру капоэйре! Сжимая спасённую сумку и рюкзак со статуэтками Огуна и Эшу, давясь рыданиями, Эва вылетела за дверь. Вслед ей летели проклятия.
Но девушка разом забыла обо всём этом, выйдя в зал баиянского аэропорта и увидев там брата с забинтованными руками.
– Боже мой! Что случилось?
– Почему ты вся в соплях?! – не отвечая, зарычал Эшу. Несколько туристов, собравшихся вокруг гида с ярким флажком, испуганно обернулись на него. – Кто… Какая сволочь?.. Кто довёл до слёз мою сестру?!. Отвечай!
– Нет, это ты отвечай! Что с руками? Что ты натворил? Эшу!
– Нет, вы подумайте только! – закатил глаза Эшу. – Сразу же – «натворил»! Ты как мать, ей-богу… Подумаешь – свалился с мотоцикла. Ничего особенного! Ободрал ладони, зашёл в аптеку, мне там быстренько всё замотали… В общем, пустяки! Где твои вещи?
– Я ничего не взяла. Вот только рюкзак…
Эшу внимательно посмотрел на неё. Широко ухмыльнулся. И – прижал Эву к себе так, что на миг у неё перехватило дыхание. От Эшу пахло сигаретами, кашасой и морской солью. И вдохнув полной грудью этот терпкий душок, Эва с облегчением поняла, что она – дома. Наконец-то – дома!
Выйдя из здания аэропорта, Эва привычно села на мотоцикл за спиной брата, натянула белый шлем, который Эшу купил год назад специально для неё, – и они полетели по городу. Тёплый ветер бил в стекло шлема, мягко окатывал плечи. Горьковатый запах моря пробирался в ноздри. По сторонам мелькали мохнатые пальмы, золотистые от солнечного света листья банановых деревьев, фруктовые киоски, белые наряды уличных торговок, пёстрые туристические автобусы, прозрачное, словно отмытое небо с лёгкими клочками облаков… Через полчаса они были в Верхнем городе, а ещё через пять минут с треском затормозили на площади Пелоуриньо возле голубого дома с магазинчиком «Мать Всех Вод» на первом этаже.
На пороге магазина стоял Огун, и Эва, спрыгнув с мотоцикла, кинулась в его объятия: брат едва успел отбросить сигарету.
– Ты здесь? Огун? Не в Рио? Но почему?!
– Какое уж тут… Здравствуй, малышка, как долетела? – взглянув в лицо сестры, Огун нахмурился, – Почему ты плакала? Этот засранец уже успел тебя напугать? На самом деле ничего страш… Эшу! В чём дело?
Голос Огуна перекрыло грохотом. Мотоцикл валялся на боку, бешено крутилось переднее колесо. Эшу лежал рядом на мостовой, запрокинув голову, с закрытыми глазами. Лицо его было спокойным, как у спящего.
Через пять минут бледная Эва сидела на кровати в спальне тётки, держа на коленях голову Эшу, и слушала, как внизу Огун орёт в телефон:
– Марэ! Живо сюда! Я не знаю! Он без сознания! Хорошо хоть не грохнулись на трассе! Да, Эва тоже здесь, быстрей, говорят тебе!.. Я знаю, знаю… Конечно, идиот! Но это же Эшу! Хватит трепаться, марш в машину, жду!
Эве показалось, что не прошло и четверти часа – а внизу уже послышался визг шин, загрохотали шаги на лестнице – и в комнату ворвался Марэ.