Жёны Шанго

– Ты должен был МНЕ позвонить! Я бы съездил сам! Попробовала бы она меня остановить, эта ведьма! Ты что – не соображаешь, что такое заклятие Нана Буруку?! Это тебе не просто сжечь ладони! Оно убивает! Ты бы подох, идиот! На руках у сестры! И что бы я сказал матери, отвечай?! Без тебя проблем мало?! Эвинья, дай сюда…

– Не дам! – Эве, наконец, удалось свернуть злополучный ремень в моток и запустить его в окно дома. Ремень развернулся в полёте, стукнул пряжкой о раму и усталой змеёй повис на подоконнике. Огун с минуту свирепо смотрел на него. Но ремень не падал. Тогда Огун развернулся к дереву – но Эшу уже и след простыл: только качались ветви.

– Вот вернись только, гадёныш! – крикнул Огун через забор. В ответ прилетел взрыв смеха, удаляющийся топот шлёпанцев по мостовой. Эва улыбнулась. Старший брат сумрачно посмотрел на неё.

– Огун… Ну что ты? Всё же закончилось! Всё хорошо!

– Хорошо?! – прорычал он сквозь зубы. – Ты прямо как мать! Всё ему с рук спустишь!

– Ему и так попало вчера…

– Мало, – убеждённо сказал Огун, садясь на крыльце. Эва подошла, села рядом.

– Я сейчас сварю кофе. И наделаю акараже. Скоро все проснутся и захотят…

Огун поцеловал её в висок. Скупо усмехнулся:

– Слава богу, что ты приехала, малышка… Что бы я тут с ним делал без тебя?

– Но… ведь это ты отогнал Нана! – удивлённо возразила Эва. – Это твои ножи…

– Да, их она боится, – медленно выговорил Огун. – Но я никогда не удержал бы Эшу на этом свете. Я не умею, не могу этого. Моя аше совсем не годится для таких вещей. Если бы не ты и не Марэ – Эшу ушёл бы этой ночью… Чёртов придурок! Никогда ни о чём не думал, никогда! Ни о чём! Своей пустой тыквой! Явится домой – выдеру как…

– Да ладно тебе. – Эва осторожно погладила старшего брата по плечу. Огун шумно выдохнул. С невероятным сожалением посмотрел на свой ремень, по-прежнему свисавший с подоконника, и поднялся.

– Так что там с кофе, Эвинья?

Эва облегчённо вскочила – и в этот миг у Огуна в кармане грянул телефон.

– Эшу, твою мать!.. – заорал Огун, едва взглянув на экран. В ответ трубка бодро прострекотала что-то, и сразу же послышались короткие гудки. Огун смотрел на телефон с таким лицом, будто намеревался запустить им в стену. У Эвы упало сердце.

– Что ещё, Святая дева?..

– Видит бог, убью когда-нибудь… – пробормотал Огун и, взглянув на перепуганную сестру, вдруг широко ухмыльнулся. – «Баия» выиграла вчера у «Сержипи»! Всухую, шесть – ноль! Надо сказать старику…

Через час все сидели на маленькой кухне. Эва разлила кофе, неуверенно поставила на стол тарелки с акараже и тапиоковыми блинчиками. Акараже она готовила впервые в жизни и честно об этом предупредила, но Марэ и Огун героически засунули в рот по пирожку, а дон Осаин взял целых два.

У ворот раздался гудок. Из красной «тойоты» выбрались Йанса и Оба. В руках последней красовались огромная кастрюля и таз, завязанный сверху полотенцем. У Эвы сразу отлегло от сердца: по крайней мере, с голоду сегодня никто не умрёт.

Ещё полчаса ушло на то, чтобы переждать охи, всхлипы и причитания Оба, услышавшей о том, что творилось ночью. Йанса выслушала рассказ молча, со скрещёнными на груди руками, осуждающе посмотрела на Огуна и объявила, что от неё Эшу живым бы не ушёл.

– Я бы гналась за ним по крышам до самых пляжей, а там утопила бы в море! – свирепо сообщила она, сузив жёлтые, как у ягуара, глаза. – Раз и навсегда!

– Но ведь всё уже позади, – поспешно напомнила Эва. – Теперь нужно думать, что делать дальше!

– Ты ведь освободишь «святых», дочь моя? – спросила Йанса, повернувшись к ней. – Если в них – твоя аше, то только ты одна и можешь… Но только, ради бога, осторожно! Мало ли что там ещё придумала твоя… Нана!

– Я буду очень осторожна, – пообещала Эва.

Статуэтки по-прежнему стояли на столе в спальне. Эва подошла к ним вплотную, в то время как остальные сгрудились на пороге в напряжённом молчании. Сама Эва не боялась. И даже удивилась тому, как легко и просто отделился фиолетовый вязкий воск от головы керамического Шанго. Эва скатала воск в шар, осторожно положила на подоконник – и Шанго взглянул на неё исступлёнными от ярости глазами. Во взгляде «святого» было столько бешенства, что Эва невольно отдёрнула руку, задела статуэтку – и из поднятой руки Шанго выпал металлический мачете-молния. Вскрикнув, Эва отпрыгнула. Молния, сверкнув, полетела в Ошосси, чиркнула по ремешку, стягивающему руки охотника, – и разрезала его.

– Шанго освободил Ошосси… – в полной тишине прошептала Эва. – Шанго – а не я. Но… как же так?

– Прежде всего сожги это всё… имущество Нана, – отрывисто велела Йанса, протягивая Эве зажигалку. – А потом будем думать.

– Нет, только не она! – выкрикнул Марэ, и Эва испуганно уронила зажигалку. – Не подставляй её! Наша мать такое может устроить… Что Эвинья сумеет против неё?

– Верно, – подумав, кивнула Йанса. – Тогда я сама.

– И ты не лезь, сержант, – буркнул Огун. – Я сам сделаю.

– Только не испорти доне Жанаине стол, – предупредила Оба. – Вынеси на кухню, сожги в раковине… Или хоть возьми тарелку.