Жизнь Аполлония Тианского

Так и Аполлоний, сделав госпожою своею мудрость, остался свободен от гнета Домицианова, так что вышеприведенные слова Тиресия оказались для него вещими, ибо, отнюдь не боясь за себя самого, сострадал он гибнущим. Итак, он привлек к себе всех, сколько их было, молодых сенаторов, этим способом собравши воедино здравый смысл, коим некоторые из них, по его мнению, обладали; а еще посещал он провинции и объяснял наместникам, что тиранская сила не бессмертна и что самая подозрительность тиранов есть наилучшее свидетельство их обреченности. Он рассказывал магистратам об аттических Панафинеях, на коих возглашаются славословия Гармодию и Аристогитону, и о том, как вышел Фрасибул из Филы и разом низверг всех Тридцатерых[297], а еще рассказывал он о старопрежних деяниях римлян, кои некогда с оружием в руках изгнали тиранов[298] и учредили народоправство.

а далее повествуется о том, как противустал Аполлоний тиранству Домицианову и сколь часто являл свое свободолюбие в словах и делах (5—8)

5. Как-то раз в Ефесе заезжий лицедей разыгрывал трагедию под названием «Ино»[299]. Между слушавших был проконсул Азии — человек еще молодой и среди вельмож заметный, однако проявивший чрезмерную робость в беседе о вышеназванных делах. И вот, когда лицедей закончил пение ямбов, в коих Еврипид говорит, что тираны возвеличиваются долго, а низвергаются мигом, Аполлоний вскочил с места и крикнул наместнику: «Да ты, трус, ни Еврипида, ни меня не разумеешь!»

6. Пришло известие о том, сколь блистательное очищение устроил Домициан римской Гестии и как казнил он трех весталок, преступивших обет и осквернивших свое целомудрие, хотя надлежало им блюсти непорочность ради служения Афине Илийской и очагу ее[300]. Услышав новости, Аполлоний воскликнул: «О Солнце! Да очистишься и ты от скверны нечестивых убийств, коими полнится ныне вселенная!» И сказал он это не в сторонке, как свойственно трусам, но возглашал и воссылал молитву в окружении целой толпы народа.

7. Убивши родича своего Сабина, Домициан вознамерился жениться на вдове его Юлии, которая к тому же была одной из дочерей Тита и соответственно доводилась Домициану родною племянницею. По случаю этой свадьбы в Ефесе свершилось жертвоприношение, однако Аполлоний остановил священный обряд, промолвив: «Ночь древних Данаид — о! ты была лишь однажды!»

8. А вот каковы были подвиги Аполлония в Риме. Он полагал, что державу подобает вручить Нерве, который и вправду после смерти Домициана здравомысленно ею овладел. Орфит и Руф соучаствовали в этом замысле, и потому Домициан обвинил их обоих в заговоре и сослал на острова, а Нерву поселил в Таренте. С ними со всеми Аполлоний был в дружбе еще в ту пору, когда Тит правил сначала совместно с отцом и затем без отца; итак, он постоянно писал им о здравомыслии, дабы держали они сторону достойных самодержцев, и он же отвращал их от жестокого Домициана, ободряя для борьбы за общую свободу. Однако тут он решил, что письменные его наставления для ссыльных небезопасны, ибо многие вельможи оказались тогда преданы собственными рабами, друзьями и женами, так что ни единому домочадцу ничего доверить было нельзя. Поначалу Аполлоний, отведя в сторону то одного, то другого из товарищей своих, говорил: «Я вручаю тебе превеликую тайну: надобно пойти в Рим к имяреку, побеседовать с ним и вполне убедить, как убедил бы я сам». Но когда услыхал он, что друзья его выказали тирану неблагонамеренность и за то изгнаны, а с исполнением замыслов своих медлят, то стал он поучать о Судьбе и Доле и беседы свои вел в роще близ Смирны на берегу Мелета.

и как замыслил Домициан погубить Аполлония, а тот, упредив намерения тирановы, явился в Италию (9—10)

9. Зная наверное, что Нерва вскорости получит державу, Аполлоний рассказывал о том, как ни один тиран не волен одолеть Судьбу. Затем, обратив взоры слушателей к медному изваянию Домициана, воздвигнутому рядом с кумиром Мелета, он сказал истукану: «А ты, дурак, сколько глупостей натворил с Судьбою и Долею! Ежели кому назначено после тебя править, так он и убитый воскреснет». Об этих словах по Евфратовым изветам донесли Домициану, однако никто не понимал, к которому из изгнанников относилось вышеприведенное пророчество, так что тиран ради успокоения страха своего вознамерился убить всех, а чтобы убийство не показалось беспричинным, призвал Аполлония ответчиком по обвинению в тайных сношениях со ссыльными. Он рассуждал так: ежели Аполлоний явится, то будет осужден, и тогда изгнанников убьют вроде бы вместе с Аполлонием. Ну, а ежели философ исхитрится избежать открытого дознания, то изгнанникам тем более не миновать погибели, ибо будут они осуждены заодно со своим сообщником.