Жизнь Аполлония Тианского

23. Пока они так беседовали, подошел к ним некий узник — кажется, то был киликиянин — и сказал: «А вот я, господа хорошие, попал в беду из-за своего богатства». — «Ежели богатство твое неправедно, — промолвил Аполлоний, — и нажито разбоем или отравительством, или разорением древних царских могил, полных золота и самоцветов, тогда тебя надобно не только судить, но и казнить, ибо все твое богатство происходит от зверства и непотребства. Но ежели богатство твое наследственное или нажито вольною и честною торговлею, то у кого достанет подлости оттягать законное твое имение, да еще прикрывать этот грабеж личиною закона?» — «Имение мое — от многочисленных родичей, — отвечал киликиянин, — но оказалось в моем единоличном владении, так что трачу я не чужое, а свое, однако трачу не только на себя, а еще и с хорошими людьми делюсь. Но вот доносчики клевещут, будто разбогател я не на пользу тирану, потому что ежели соберусь я затеять заговор, то будет мне богатство подспорьем, а ежели примкну к чужому заговору, то и его весьма подкреплю своими деньгами. Все эти обвинения составлены в роде пифийских пророчеств[318], например, что от чрезмерного-де богатства родится дерзость и что богач-де голову несет высоко, а умом залетает далеко, и что деньги-де помеха законопослушанию и верноподданности, ибо богачи разве что по морде не бьют продажных проконсулов, а те за деньги все им спускают с рук.

В юности, когда не было в имении моем даже и сотни талантов, я лишь беззаботно веселился и за добро свое не слишком дрожал, но затем, после смерти дяди моего по отцу, получил я разом пятьсот талантов, и тут в мыслях моих произошла великая перемена — так укротители коней уздою меняют их дикий и непокорный нрав. Пока богатство мое приумножалось, стекаясь ко мне с земли и с моря, меня одолевал страх за него, а потому принялся я раздавать деньги: давал доносчикам, дабы подачкою заткнуть им рот, давал начальникам, дабы заступились они за меня перед зложелателями, давал родичам, дабы не завидовали они моему богатству, давал рабам, дабы не развращались и не жаловались на небрежение мое. А еще кормилось около меня целое стадо друзей, которые тоже заботились обо мне — и дела делали, и советами подсобляли. Вот так огородился я богатством моим и схоронился за надежною стеною, а все же попал сейчас в беду из-за этого самого богатства и уж не знаю, уйду ли отсюда живым». — «Крепись, — сказал Аполлоний, — ибо и жизнь твою выручит то же богатство: из-за него ты в оковах, но оно же — будучи потрачено — не только вызволит тебя из этой темницы, а еще и избавит от угождения доносителям и рабам, к коим попал ты в кабалу из-за того же богатства».

24. Другой узник рассказал, что вызван в суд за жертвоприношение, которое по должности своей свершил в Таренте, а винят его в том, что в общей молитве не помянул-де он Домициана отпрыском Афины. «Ты-то, видно, думал, что у Афины детей нет из-за вековечного ее девства, — отвечал Аполлоний, — однако же совершенно упустил из виду, что сия богиня некогда родила афинянам дракона!»[319]

25. Еще один узник был заключен в темницу по нижеследующему обвинению. Усадьба его была в Акарнании близ устья Ахелоя, а потому случалось ему плавать в лодке около Ехинских островов — и вот, приметив среди них один, уже вполне соединившийся с сушею, он засадил его плодовыми деревьями и виноградом сладкой породы, так что, наконец, возделанный участок оказался достаточным для прокормления, а сколько надобно было ему воды, столько он доставлял на свой островок с побережья. Из всего этого произошел донос, будто у сего акарнанянина совесть нечиста и не дают-де ему покою некие преступления, и потому-то пришлось-де ему бежать сюда, а на всей остальной земле нельзя-де ему быть, ибо он ее сквернит, вот и поступил-де он как Алкмеон, сын Амфиараев, который после убийства матери своей жил в Ахелоевых протоках, а у этого земледельца преступление может быть иное, но — уж конечно! — не менее ужасное и вроде Алкмеонова. Акарнанянин все отрицал и говорил, что поселился на островке единственно ради спокойной жизни; тем не менее, и он был призван к ответу, в конце концов оказавшись в узилище.

и как утешал их всех Аполлоний мудрым словом (26) , а после прогнал от себя лазутчика Домицианова (27) и приветил гонца Элианова (28)