Жизнь Аполлония Тианского

37. Сказавши так, Аполлоний повернулся к сиракузянину спиной, а тот, раздосадованный превосходством мудрости его, покинул темницу. Тут Аполлоний, оборотясь к Дамиду, спросил: «Ну как, уразумел ты этого Пифона?» — «Я уразумел, что он морочил и завлекал тебя, однако не понимаю, при чем тут Пифон и чего ради помянул ты это имя». — «Жил когда-то византиец Пифон, — отвечал Аполлоний, — и был он, говорят, отменным витией. И вот Филипп, сын Аминты, отрядил его послом к эллинам, коих желал поработить. Всюду Пифон преуспел и наконец явился в Афины, где в ту пору премного процветало красноречие. Там он принялся твердить афинянам, что они-де обижают Филиппа и плохо-де поступают, добиваясь воли для эллинов. Долго разливался посол в витийстве своем, но ответствовал на наглые его речи один Демосфен Пеанийский, который числит противление Пифону среди подвигов своих. Я-то отнюдь не почитаю подвигом, ежели не поддался уговорам этого нашего гостя, а должность его уподобил Пифоновой просто потому, что он — точно как тот — явился сюда лазутчиком тирана и со столь же несуразными советами».

и как явил он Дамиду божественное свое могущество, не колдовством укрепленное, но единственно святою мудростью, и еще о ничтожестве чародейной ворожбы (38—39)

38. Аполлоний еще много рассуждал в таком же роде, однако Дамид, по собственным его словам, был слишком удручен обстоятельствами, ибо не видел из них никакого выхода, разве что богам помолиться, — вдруг да выручат, как выручали порой тех, кому пришлось еще хуже. Наконец, незадолго до полудня Дамид спросил: «Как по-твоему, тианиец, — это потому, что Аполлонию весьма нравилось такое обращение[331], — как по-твоему, тианиец, что с нами станется?» — «Что мы претерпели, то претерпели, — отвечал Аполлоний, — а сверх этого ничего нам не будет, и тем паче никто нас не убьет». — «Неужто мы столь неуязвимы? И когда же выйдешь ты на волю?» — «По приговору суда — вскорости, а ежели захочу — хоть сейчас!» С этими словами он стряхнул с ног оковы и промолвил: «Вот тебе, Дамид, зримое доказательство свободы моей, так что не унывай!» Тут-то Дамид, как сам рассказывает, в первый раз вполне уразумел, что природа Аполлония божественная и сверхчеловеческая, ибо он, не приносивши жертвы — да и какие жертвоприношения в тюрьме? — не молившись и слова не сказав, насмеялся над оковами своими, а затем вновь приладил их к ногам и опять сделался узником.

39. Люди ума недальнего полагают, будто такие дела творятся колдовским искусством, каковым объясняют они и многие другие человеческие подвиги. Что правда, то правда: обращаются к сему искусству и ристатели и все, состязающиеся ради желанной победы, однако же колдовство отнюдь не помогает им победить, хотя иные из этих злосчастных, победивших по чистой случайности, сами себя обкрадывают, приписывая победу свою чародейству, коему, впрочем, продолжают доверять, даже и потерпев поражение. «Ничего не убудет от победы моей, ежели пожертвовать то или се, да покадить тем или сем», — вот так они говорят и так думают. Не обходит чародейство также и купеческих дверей, и часто случается видеть купцов, кои объясняют торговые свои удачи искусством колдуна, а неудачи — собственною скупостью, ибо не принесли-де жертв, сколько было надобно. Более же всего привержены колдовству влюбленные, коих любовный недуг доводит до такого легковерия, что они готовы идти за помощью хоть к бабкам-ворожеям, и, право же, меня отнюдь не удивляет, когда, побывав у сих премудрых дев и наслушавшись их болтовни, получают они и носят вышитый пояс или какой-нибудь камень, добытый то ли из земных бездн, то ли с Луны, то ли со звезды, или все, какие ни есть, индийские злаки — денег на эти приворотные средства тратится прорва, да толку от них никакого. Ежели красавчик становится с обожателем чуть поласковей или, обольщенный подарками, отдается ему вполне, то влюбленный восхваляет всемогущество колдовской науки, а ежели искательство его безуспешно, то он объясняет неудачу свою каким-нибудь важным упущением: дескать, вот эти благовония он не воскурил, а вот эту жертву принести позабыл, да еще и зелья не сварил — потому-де ничего и не получилось. Впрочем, разнообразные способы, коими устраиваются небесные знаменья и многие ложные чудеса в этом роде, уже описаны моими предшественниками, довольно посмеявшимися над всяческим чародейством, так что мне остается лишь предостеречь молодых людей от сношения с колдунами даже из озорства, дабы не сделалось это озорство привычкою. Но я слишком отвлекаюсь от повести своей — стоит ли так долго бранить ремесло, и без того запрещенное природою и законом?

и как назначен был суд (40)