Несмотря на отдельные реалистические зарисовки быта духовенства, автор был по своей идеологии человеком религиозного мировосприятия. Его книга, особенно ее первая часть, насыщена нравоучительными сентенциями, прямыми и скрытыми цитатами из св. писания вроде "будите мудры, яко змии, и целы, яко голуби", "несть власти иже не от бога", "ища мира и взыщешь его". Рядом и народные выражения ("малый не дурак").
Дидактическим целям служат и рассказы в виде вставных новелл о "красавице Манушак", "могиле семи братьев", различные христианские легенды о "чудах", заимствованных или составленных по образцам средневековой армянской агиографической литературы. История жизни матери Араратского, как она рассказана в книге, представляет подражание армянской христианской легенде о "великомученицах" Рипсиме и Гаяне,[160]
с той лишь разницей, что если в ней героини погибают за веру, то у Араратского после невероятных мучений и страданий его мать остается жить. По этому поводу Седракян иронически замечает, что она не погибает, потому что она нужна, она еще должна родить "одного мудрого и знатного человека", т. е. самого Араратского.Христианская идеология наложила свой отпечаток на взгляды и суждения Араратского. Кроме того, следует принять во внимание также его личную судьбу, обстоятельства его жизни, то, что он с малых лет был окружен духовенством. Его тяга к грамоте, к книгам, знаниям могла быть удовлетворена только в среде духовных лиц. Им был Араратский обязан грамотностью, развитием, запасом знаний.
Не только вставные новеллы, в которых описание, возможно, вполне реальных событий сочетается с вымыслом автора, его риторическими "украшениями", но и многие страницы книги Араратского пестрят рассуждениями религиозно-нравоучительного содержания. Это особенно ярко сказалось в заключительной части первой книги (в наставлениях "учителя"), где как бы подводится итог пройденного жизненного пути автора.
Нравоучительные сентенции, построенные по шаблонам христианского вероучения, дают себя сильно чувствовать в книге Араратского и во многом определяют идеологию автора. Он не прочь разглагольствовать о добре, о смирении и долготерпении, о "божьем промысле", он часто поучает. Он любит изображать себя благочестивым, добрым христианином, хотя прямо не ставит себя в пример другим. Он говорит о "простоте и природном расположении" своего сердца, о том, что его единственное желание "посредством учения приобретать благоразумия, быть добрым человеком, полезным для других, заслужить честное имя и по смерти оставить по себе добрую память". Недаром жизнеописание Араратского завершается словами, в которых автор изображается не помнящим зла благородным человеком: "Прощаю искренно всех моих гонителей и мучителей, — говорит автор, заключая повесть о своей жизни, — желаю им от всего сердца: покойникам отпущения грехов их, а живым соделаться честными и добрыми людьми". Автор рисует себя человеком, которому не свойственно ни чувство злобы, ни чувство мести.
Общее нравоучительное направление книги не мешает автору насытить свои описания фактическими сведениями, что, по-видимому, было связано с его желанием придать событиям более правдоподобный, реалистический характер. Он увлекается подробностями в такой степени, что создается впечатление, что он хочет не упустить случая и щегольнуть своими познаниями или удивить читателя экзотическими картинами, что нередко приводит его к сгущению красок, излишнему многословию в описании деталей, к преувеличениям.
В описании традиционного быта армянской деревни лишь в отдельных случаях Араратский допускает неточности, что явилось, по всей вероятности, результатом его стремлений сделать книгу занимательной, удивить читателя необычайностью, экзотичностью. В целом же автор неплохо знает народный быт, и некоторые его зарисовки для своего времени были свежими и новыми, в особенности для русского читателя, которому неоткуда было черпать сведения о жизни далекой, незнакомой страны.
В книге Араратского читатель мог найти описание свадебных обрядов, крестьянского жилища, религиозных праздников и т. д. Особо ценными являются рассказы о сельской школе того времени: "Азбуку учат у нас, — пишет Араратский, — на доске из дерева грецких орехов, на которой учитель пишет буквы тушью. За учение платы нет; а по праздникам родители дарят того человека чем могут. Сверх того ученик делает у него в доме все как крепостной работник. Вообще учителя поступают с своими учениками самовластно и часто наказывают их самым тиранским и бесчеловечным образом". Здесь же дается описание так называемой "фалахи", этого страшного инструмента пытки. Как долго существовали эти варварские методы воспитания и обучения грамоте в армянской школе, можно судить по произведениям Раффи, Р. Патканяна и О. Туманяна, где изображена армянская действительность конца XIX в.