Весьма показательно, как Араратский выучился русскому языку почти без посторонней помощи. Он не довольствуется практическим знанием разговорного языка: его интересуют книги на русском языке, которые должны открыть перед ним широкую дорогу, и у него появляется страстное желание "выучиться русской грамоте". Осенью 1796 г. он впервые знакомится с русской азбукой. Ему помогают случайные люди. Только его незаурядные природные способности и жажда знаний обеспечили успех. Молодой армянин, впервые увидевший русские книги, имея от роду 22 года, спустя сравнительно немного времени взялся за создание книги о своей жизни.
В жизнеописании Араратского хотя и встречаются "по чужеземству" автора, как признавался он сам, порою "нескладные и неправильные изречения", а также отдельные экзотические выражения, свидетельствующие о его национальной принадлежности, тем не менее язык его книги в целом довольно ровный и в основе выдержан в нормах языка русской прозы конца XVIII—начала XIX в.
В языке Араратского нет стилистической последовательности. В нем смешение литературных стилей с преобладанием "среднего" и "низкого слога" постольку, поскольку сюжет повествования, по эстетическим представлениям того времени, "низкий" — повседневная действительность. Редко, но Араратский прибегает и к "высокому слогу" — в отрывках назидательных, нравоучительных, где он морализирует. Смешение трех — "высокого", "среднего" и "низкого слога" по системе литературных стилей Ломоносова, — характерный признак русской прозы конца XVIII в. до языковой реформы Карамзина.[161]
Жанр "путешествия" давал автору большую свободу. Многослойный сюжет, разнообразный материал жизненных наблюдений требовали различных языковых средств. Каждый из "слогов" раздельно выполнял свою особую функцию.Все эти характерные особенности в развитии языка русской прозы, а также повседневная речь живой среды, в которой вращался Араратский в Петербурге, нашли отражение в языке его книги.
Араратский взялся за перо намного позже описываемых им событий, когда положение его изменилось, когда он больше не нуждался в куске черного хлеба, скитаясь по всему свету, достиг определенного положения в обществе. При всем этом он не мог забыть горечи и обиды прошлого.
Араратскиц преследовал и политические цели. Им руководило желание своей книгой привлечь внимание широкого круга читателей, общественности к бедственному положению армянского народа, вызвать сочувствие к его судьбе. Она была обращена прежде всего к России, от которой он ждал помощи, избавления своей родины от ига жестоких завоевателей.
Мемуары Артемия Араратского как историко-этнографический источник
Артемий Араратский в ранний период его жизни известен только по его собственному описанию и собственной интерпретации своей личности. Он предстает перед нами таким, каким пожелал себя изобразить на фоне отобранных им фактов личного характера и событий, имеющих историческое значение. Это характерное для мемуарной литературы явление требует заостренной критики при использовании мемуаров как источника, когда степень достоверности сообщений и мера субъективности автора должны быть строго дифференцированы. Критика содержания мемуаров располагает возможностями сопоставлений с другими свидетельствами, документальными в широком смысле слова. Этот же метод распространяется и на характеристику автора, но не в данном случае, так как материалы для критической оценки Араратского как личности и автора ограничиваются его же сочинением. Впрочем, внимательное ознакомление с текстом может помочь современному читателю воссоздать образ автора и понять логику его поступков и поведения в обществе. Но этот воссозданный нами образ не всегда совпадает с тем, который стремился обрисовать сам автор.
При чтении мемуаров нельзя не учитывать особенностей личности Араратского, противоречий этой незаурядной натуры. Он производит впечатление человека, нравственный облик которого способен легко видоизменяться в зависимости от обстоятельств. Это дает основание для различных толкований его поступков даже в ранний период его жизни. Но несомненно, что он непреклонен в достижении цели и что его критерий социальных отношений исходит прежде всего из противопоставления "богатый—бедный".
Мы знаем, что Араратский вышел из народа, знаем, где он рос, какое получил воспитание, у кого и чему учился на родине. Это позволяет увидеть в тексте точно воспроизведенное отражение человека его среды. Надо полагать, что при всех индивидуальных особенностях автор во многом был типичен для своего поколения армян — обитателей Ереванского ханства, а это повышает значение его книги как произведения, корнями связанного с народной жизнью, хотя и написанного в Петербурге литературно подготовленным автором.