При первом же чтении мемуаров Араратского мы убеждаемся в том, что перед нами литературное произведение, построенное продуманно и умело. Положив в основу повествования принцип хронологической последовательности, Араратский сумел избежать сухой регистрации фактов и найти ту живость речи, которая приближает его сочинение к художественной прозе. Некоторые страницы мемуаров говорят о несомненном литературном даровании Араратского, и примеров его авторских удач, сочетающих реалистичность описания с художественным воображением, можно найти немало. При этом Араратский умело использует прямую речь, прибегая и к некоторой стилизации как в диалогах, так и в монологах, когда он хочет достичь почти ораторского пафоса. В мемуарах Араратского как литературном произведении не меньшая роль принадлежит и композиционным приемам автора. Последовательно излагая свое жизнеописание и неизменно оставаясь центральной фигурой повествования, Араратский рассказывает не только о том, чему сам был свидетелем или в чем принимал участие, но и раздвигает хронологические рамки мемуаров литературными вставками, которые обогащают их содержание. Отступления помогают Араратскому описать исторические события, относящиеся к временам его раннего детства, рассказать о жизни своих родителей и своем рождении, сообщить факты из жизни видного иерарха армянской церкви, воспеть и оплакать судьбу грузинского царя, пересказать ряд произведений армянского фольклора и многое другое. Ссылаясь на свои источники, Араратский опирается на устную традицию и вставкам придает форму рассказа, выслушанного им при тех или иных обстоятельствах. Однако в ряде случаев он обнаруживает знакомство и с памятниками древнеармянской историографии, что важно иметь в виду.
Таким образом, в мемуарах Араратского мы видим не запись воспоминаний, а литературный памятник, своеобразный и не имеющий прямых аналогий ни в русской, ни в армянской литературе своего времени.
Своеобразие мемуаров Араратского состоит прежде всего в том, что, облеченные в форму занимательного повествования, они содержат сведения, которые позволяют считать их историко-этнографическим источником, при этом уникальным на фоне известной нам литературы конца XVIII—начала XIX в. Уникальность мемуаров Араратского как источника определяется тем, что они написаны не посторонним в Закавказье лицом, а природным его уроженцем.
Как автор Араратский не избежал многих упреков, в том числе обвинений в вымыслах. Рассматривая мемуары под таким углом зрения, следует различать в их авторе сочинителя (в старинном значении этого слова) и бытописателя. Сочинителю вымысел дозволен, и без художественного вымысла Араратский не создал бы своего повествования. Как бытописатель, и это главное, он оставил нам подлинный документ своего времени. Исторические и этнографические свидетельства Араратского, как правило, точны, и, если в отдельных случаях они требуют некоторых поправок, это не снижает ценности мемуаров как исторического источника в целом. На примере жизни одного человека в окружающем его мире мемуары раскрывают глубины народной жизни за исторически короткий, но богатый событиями срок. Сложную эпоху, в которую Араратскому довелось жить, он мог отразить лишь в зависимости от своего личного соприкосновения с ее конкретными проявлениями в той или иной ситуации или с отголосками событий, уже минувших, но еще живых в народной памяти. Время, эпоха освещены в мемуарах как бы изнутри, на уровне личного опыта. В силу этого даже субъективность автора для нас представляет интерес как характеристика живого человека с его мпропонимапием, достоинствами, недостатками и противоречиями. Никакой официальный деловой документ или описание, составленное лицом посторонним, не могут при всей своей важности рассказать то, что рассказал Араратский как бытописатель.
Книга Араратского была опубликована в годы, когда в России все более нарастал интерес к Кавказу и народам, его населяющим. Систематические сборы материалов о Кавказе начались в России еще в 20-е гг. XVIII в., главным образом в военной среде, в середине же столетия работа была организована Петербургской Академией наук, отправлявшей на Кавказ для всестороннего его изучения специальные экспедиции.[162]
К началу XIX в. русское правительство располагало большим материалом, результатом изучения "края", частично уже вошедшего в Россию (Восточная Грузия — в 1801 г.)Широкие круги русских читателей воспринимали все, относящееся к Кавказу, как экзотику. Вскоре в свет начали выходить книги, отвечавшие интересам публики. Так, в 1802 г. в Петербурге было издано сочинение Евгения (Болховитинова) "Историческое изображение Грузии в политическом, церковном и учебном ее состоянии", в 1805 г., также в Петербурге, сочинение царевича Давида Багратиони "Краткая история о Грузии со времен первого во оной населения". Мемуары Араратского всем своим содержанием и в 1813 г. не могли не привлечь к себе внимания.