Жизнь Артемия Араратского

О внешности красавицы Манушак рассказывается так: "я ее видел и с прочими удивлялся ее красоте. Она по справедливости превосходила ею всех прелестных женщин не токмо у нас, но и в Баязите, где женщины, можно сказать, чрезвычайно приятные и имеют непосредственную белизну, что более относят к воде тамошнего источника, называемого Аг-Булах, что значит белый источник или ключ". Не случайно во всей книге автор избегает описывать внешний облик людей. Он не владеет изобразительными средствами, и Манушак и многие другие выглядят безжизненными манекенами. Однако это не мешает в отдельных случаях обрисовать психологически верную картину. Мать считала сына давно погибшим, но сын оказался жив, и Араратский находит простые слова для передачи этой трогательной сцены: "Увидевши меня, она не верила своим глазам, встала и подходила ко мне в молчании; я тотчас проговорил: "Матушка, я жив!" — я бросился к ней на шею. Быв от стесненного дыхания не в состоянии ни слова промолвить, она прижала меня к груди своей и в безмолвном рыдании обливала меня своими слезами. Я также плакал, и от радости, смешанной с горестию, в продолжение нескольких минут не мог сказать ни одного слова". Такие удачные отрывки находим не только в рассказах о личных переживаниях, но и в изображении исторических событий, в частности описании разоренного Ага-Мухаммед-ханом Тифлиса; как горел город, как на безлюдных улицах валялись тела убитых, как жители бежали в близлежащие деревни. Он воспроизводит реальную, потрясающую картину народного бедствия, когда население Тифлиса вынуждено было укрыться в лесах за Душетом и Анануром. "Престарелые и малолетние обоего пола всех состояний, — пишет Араратский, — стекшиеся в Ананур во множестве, проводя день и ночь под открытым небом в ненастную погоду, не имея ни одежды, ни пропитания, оплакивали свою участь и жребий их семейств и родственников. Отец потерял сына, сын не знал, что последовало с его отцом; матери лишились дочерей, — а дочери матерей, мужья жен, а жены мужей, и со всех сторон воплями наполняли воздух". Рассказы Араратского о жестокости диких орд персидского шаха, об ограблении и разорении столицы Грузии принадлежат к лучшим страницам его книги.

В книге Араратского находим и такие страницы, которые свидетельствуют о литературном таланте автора. Он бесспорно обладает даром повествователя, умением сделать свой рассказ красочным и занимательным. Метод его весьма простой. В передаче реального эпизода он, в процессе самого повествования, увлекается, приукрашивает, многое добавляет от себя, придумывает острые ситуации, прибегая даже к вымыслу, но общее впечатление возможного правдоподобия большею частью сохраняется.

В рассказе о купце, бросившем на долгие годы дом, молодую жену с надеждой нажить богатство, Араратский высказывает способность кратко и выразительно обрисовать жизненный путь "героя", его печальный конец. Независимо от того, выдуман ли этот рассказ или является правдивым воспроизведением реальных событий, автору нельзя отказать в мастерстве рассказчика. Жизнь купца, жаждущего богатства, покинутого всеми в конце жизни, его мучительная голодная смерть встает перед глазами читателя во всей реальности, с ярко охарактеризованными сторонами его бесцельного, пустого существования. Не менее выразителен образ жены, гордо отвергавшей и богатство его и "устаревшую его любовь". Араратский и здесь, как и в других случаях, преследовал дидактические цели.

Пейзажные зарисовки в книге Араратского почти отсутствуют. Природа не вызывала в нем особых эмоций. Редкие описания природы, как правило, чрезвычайно лаконичны, скупы и напоминают протокольную запись: "Погода была приятнейшая, воздух чрезвычайно чист и свеж". И в этих случаях Араратский любит щегольнуть своими познаниями местности, географии, истории, ботаники, руководствуясь желанием насытить описание фактическими сведениями.

Араратский, говоря об узких горных тропинках, спешит сообщить сведения о глубине пропасти, куда можно свалиться по неосторожности. Если он описывает поле, то ему надобно сказать о траве "так называемой юнжа", "скотина, наевшись ее сырой с корня, раздуется и лопнет менее нежели через час". Описывая пустынные дикие сады, автор озабочен прежде всего тем, что нельзя сквозь них "продраться по опасности от зверей и змей".

Если он говорит о живописных берегах реки, то его более всего волнуют практические вопросы, какова ее глубина, как искать удобное место для перехода.