Жизнь идиота

Отряскина теперь постоянно куда-то тянули: то Курехин в «Механику», то какие-то совершенно отвязные типы, про которых я даже стеснялся расспрашивать, на очередной богемно-джазово-рок-н-ролльный джем. Случилось и неизбежное: небесную дворницкую посетил сам Борис Борисыч. Местный далай-лама милостиво приоткрыл моему другу дверь в «Аквариум».

Отряскин ухватился было за предложение.

— Безумец! — прозорливо откликнулся на это наш бессменный перкуссионист Мягкоступов. — Он долго там не задержится!

Конечно же, долго Отряскин нигде не задержался: сыграли роль независимость плюс нежелание играть чужие вещи.

Кроме того, игра его была совершенно нестандартна — верный крест на попытках прописаться в подобном «Аквариуму» коллективе: там нужны обыкновенные крепкие профессионалы — сессионные музыканты. Так что Отряскин на роль приглашенного «варяга» решительно не подошел и в конце концов вернулся «к своим баранам».

Музыка «Джунглей» окончательно превратилась в разнообразнейший компот из стилей и направлений, щедро приправленных фантазией нашего лидера. С той поры смело можно было перефразировать бунтаря Маяковского: «Мы говорим: Отряскин, подразумеваем: “Джунгли”. Мы говорим: “Джунгли”, подразумеваем: Отряскин». Остальные безмолвно отдали пальму первенства дворнику Ленинградской филармонии, превратившись в послушное орудие его замыслов. Таким образом, сложилась группа, состоящая по большому счету из одного человека — явление не такое уж и редкое. Ни Тихомиров, ни Мягкоступов, ни ударник Кондрашкин особой роли в этом действе уже не играли — они имели право голоса, вносили свои предложения, старались улучшить ту или иную вещь, но их в любое время можно было заменить другими, не менее уважаемыми статистами.

Более того, «Джунгли» окончательно трансформировались в инструментальную команду. Редким пением грешил только сам лидер — правда, дальше подвывов и голосовых упражнений в стиле тирольского «голориоголо» дело не продвигалось. Посещая репетиции на правах теперь уже исключительно слушателя и раз за разом оценивая новую программу, даже я со своей природной терпимостью к экспериментам начинал теряться. Порой (на мой тогдашний взгляд) это была настоящая мешанина, совершеннейшая абракадабра, звучавшая набором случайных звуков (что только не использовали при исполнении, включая обыкновенное бревно!). Иногда изыски нашего главного героя напоминали мучения небезызвестного Керогазова из старого доброго довоенного фильма «Антон Иванович сердится» (тот, помнится, трудился над «Физиологической симфонией», привлекая в арсенал творчества молотки и стиральные доски). Так что звучали «Джунгли», честно говоря, ошарашивающе. Вносило свою лепту и традиционное качество аппаратуры. Паяльник был обязательным репетиционным атрибутом.

Словом, многое не получалось.

Отряскин не на шутку расстраивался.

Все теперь висело только на нем, и прежде всего замыслы. Днями и ночами выдумывались новые, изобилующие импровизом композиции. Кроме того, приходилось следить за мировыми музыкальными веяниями. В каморке окончательно прописались «Кинг Кримсон» и Майлз Дэвис. Не чурался Отряскин и «Дайр Стрейтс» — Нопфлера он всегда уважал как гитариста. Безусловно, хоть как-то приблизиться по качеству звука к английским и американским музыкальным гигантам не представлялось возможным. Все это напоминало соперничество Эллочки-людоедки с поганой заокеанской миллионершей мисс Вандербильд. «Шанхайского барса» еще можно было изобразить. Но не более. Думаю, Отряскин, как всякий творец, мучился от невозможности осуществить «громадье» своих планов. Придирки к составу все более учащались. Рано или поздно должно было случиться неизбежное: хотя все в команде привыкли друг к другу, но требовались музыканты иного качества. Игорек Тихомиров соответствовал задачам, а вот дни Мягкоступова были сочтены.

Какое-то время Андрей еще извлекал звуки из тарелок и колокольчиков. Какое-то время «Джунгли» еще выступали классическим старым составом, но в конце концов пришлось сказать верному перкуссионисту неизбежное «не т».

Думаю, Андрей давно приготовился к такому повороту и вслед за мной безропотно сошел на «скамейку запасных». Коней на переправе все-таки поменяли.

Новые кони

Логика развития и творческого роста неумолима: за рояль уселся профессиональный Марк Бомштейн. Пригласили (из «АукцЫона») и Павла Литвинова — на перкуссию. Я их толком не знал и с ними почти не общался, хотя тот же Марк стал полноправным отряскинским партнером до самого конца существования одной из самых оригинальных питерских команд.

Словом, ничего об этих, без сомнения, достойных ребятах сказать не могу.

Я и музыкальная школа

Прежде чем обратиться к Бомштейну, лидер «Джунглей» попытался усадить за клавиши автора этих строк, совершив таким образом последнюю и весьма экстравагантную попытку пристегнуть меня к уходящему поезду.

Не знаю, чем было вызвано его желание, скорее всего, тем, что мы здорово привязались друг к другу.