Жизнь идиота

Все тот же полковник N хорошо помнил те времена: еще мальчишкой, задрав штаны, он входил в комбеды и азартно разоблачал «кулаков» и прочую антиколхозную нечисть. Несмотря на то, что я достал официальную бумагу, в которой Ленинградский обком ВЛКСМ печатью и подписью подтверждал, что молодой литератор Бояшов И. В. отбывает на самое что ни на есть государственное мероприятие, местный партийный фюрер был непреклонен:

— Ты никуда не поедешь.

К тайному злорадству начальства я подтвердил свою репутацию отъявленного разгильдяя: задним числом написал заявление об отпуске за свой счет, тут же забыл о партсобраниях и неизбежных неприятностях и полетел к югу на новеньком Ил-86.

Пицунда

Летели мы с писателем Женей Туиновым, будущим депутатом Государственной думы, в то время автором трех больших и серьезных романов. Вот уж кто был прирожденный боец и лидер! Я со своим чисто интеллигентским приспособленчеством рядом с ним и не валялся.

Пицунда ошеломила. Когда я заглянул в первый попавшийся магазинчик, то от обилия вин чуть было не потерял сознание.

На крыше огромного Дома творчества, в стеклянном кубе, из которого открывался роскошный вид на море и горы, почему-то располагалась библиотека.

Но мы пили и там.

Одним из самых моих задушевнейших приятелей стал Петр Паламарчук, сын знаменитого катерника, Героя Советского Союза, — настоящий московский барин с походкой и манерами аристократа. Он был буквально пропитан спиртным. Портвейном пахло даже от его волос и бороды.

Он мог материться, мог дурачиться, выкидывать номера, но все равно выглядел благородно — вот что значит порода! Его ранняя и непонятная смерть для меня стала одной из самых болезненных потерь.

Петя здорово меня тогда поддержал. Как и другой известный писатель — Валерий Ганичев.

Что ни говори, с нами действительно возились.

К сожалению, благодатные времена семинаров, ЛИТО и обсуждений за рюмкой чая приходили к концу.

Писательские распри

Повсюду в стране уже начинались нешуточные склоки. Труженики пера не отставали: разбившись на два стана — патриотов-почвенников и демократов, — они яростно делили имущество.

Честно говоря, у молодых положение оказалось хуже губернаторского. Знаковый тридцать седьмой был для нас пустым звуком, а представители поколения Шолохова и Ахматовой хватали друг друга за грудки.

Писатели отчаянно вспоминали, кто на кого донес и кто кому что ответил.

Мне были симпатичны и те и другие. Однако инженеры человеческих душ, словно музейные партийные деятели, требовали от творческой молодежи полной ясности выбора.

Примкнув к патриотам, я столкнулся на Нев ском с представителем демократического лагеря — поэтом Геной Григорьевым, в то время по совместительству редактором собственной симпатичной газетки «Чернушка».

Косматый и бородатый, словно Распутин, Гена долго меня рассматривал:

— Вот не знаю, бить тебе морду или нет!

Мы обнялись, а затем свернули во двор кинотеатра «Колизей» — пить водку.

Два ренегата.

Увы. Что касается наших старших товарищей, положение было безвыходным: те продолжали оспаривать комнаты, стулья, столы и секретарш.

А затем сгорел Дом писателя со своей роскошной библиотекой, мебелью из Гатчинского дворца и рестораном, комплексные обеды в котором были до неприличия дешевы.

Демократов и почвенников выбросили на улицу — без выходного пособия.

Никого из власть имущих их взаимные обиды не интересовали.

Моя дальнейшая карьера

После побега на юг в музее я оставаться уже не мог — пришлось писать заявление по собственному желанию.

Вновь пришла на помощь литература. Один из активных посетителей кутузовского семинара, Юра Лебедев, работал директором Клуба моряков.

В Клуб моряков свозили матросов с прибывающих в порт торговых кораблей — с тем, чтобы филиппинцы и прочая Азия (экипажи судов, как правило, состояли из представителей именно азиатских национальностей) не шатались по городу в поисках приключений. В Клубе их культурно обслуживали всякие фокусники, музыканты и прочие затейники. А затем начинались танцы — со специально приглашенными девушками.

Я впервые увидел там баночное пиво.

Кто только туда не пытался устроиться! Фарцовщики стояли в очередь за должностью обыкновенного вахтера или киномеханика. Проститутки ухитрялись мимикрировать под уборщиц и официанток. Не знаю, откуда подобная публика брала совершенно ангельские характеристики. Время от времени очередную «официантку» уличали в разврате и после обязательного в подобных случаях партсобрания выкидывали.

Специальную комнату заведения время от времени посещал представитель органов — добродушнейший человек, с которым мы раза два успели приятно пообщаться.

Другим приятным во всех отношениях обитателем оказался местный доктор — настоящий Ливси из «Острова сокровищ». Докторам вообще присущ подобный тип поведения: «А что у нас там с печеночкой, батенька?»

Время от времени для различных прибывающих делегаций в маленьком зале накрывали роскошный стол.