«Ему не приходит в голову, что маленькая Джесси умрет в юности, она такая веселая болтушка и уже сейчас чрезвычайно оригинальна; когда ее провоцируют, она реагирует бурно, но становится нежной, когда ее ласкают; то мягкая, то энергичная, требовательная и в то же время щедрая, бесстрашная… и одновременно полагающаяся на любого, кто может помочь ей. Джесси с ее маленьким кокетливым личиком и очаровательными манерами создана для того, чтобы быть любимицей. <…> Ты знаешь это место? Нет, ты никогда его не видела, но ты узнаешь эти деревья, эту листву – кипарис, ива, тис. Каменные кресты, подобные этим, тебе знакомы, как и эти потускневшие гирлянды неувядающих цветов. Вот это место – здесь зеленый дерн и серые надгробные плиты, под которыми спит Джесси. Она жила весенней порой – любящая и любимая всеми. За свою краткую жизнь она часто роняла слезы – часто расстраивалась, а в промежутках улыбалась, радуя глаз всем вокруг. Смерть ее была спокойной и счастливой на бережных руках Розы, ведь Роза была ее опорой и защитой во многих испытаниях; умирающая девочка и девочка, ухаживающая за ней, были в этот момент одни на чужбине, и земля той страны подарила Джесси могилу. <…> Джесси, больше я не буду писать о тебе. Осенний вечер, сырой и ненастный. В небе лишь одна туча, но она затягивает его от края до края. Ветер не унимается, с всхлипываниями он несется над холмами с мрачными очертаниями, бесцветными в туманных сумерках. Дождь целый день барабанил по этой колокольне» (Хауорта): «она темным силуэтом поднимается из-за каменной ограды погоста; крапива, высокая трава и могилы покрыты каплями дождя. Этот вечер навязчиво вызывает в памяти иной вечер несколько лет назад – тоже с дождем и завыванием ветра – когда некто, кто в тот день посетил свежую могилу, вырытую на еретическом кладбище, сидел у пылающего огня чужого дома. Они были веселы и общительны, но каждый из них знал, что они понесли невосполнимую утрату. Они знали, что потеряли того, кого, покуда они живы, не вернешь никакими молитвами; знали они и то, что обильно льющийся с неба дождь прибивает к сырой земле покров их милой усопшей, и что ветер печально стенает над ее почившей головой. Они грелись у огня, до сих пор одаренные Жизнью и Дружбой, но Джесси, холодная и одинокая, лежала в тесном гробу, прикрывшись от бури лишь слоем дерна».
Это была первая смерть, произошедшая в узком кругу ближайших друзей Шарлотты после кончины двух ее сестер много лет назад. Она все еще глубоко сопереживала Мери, когда из дома пришло сообщение о том, что ее тетя, мисс Бренуэлл, тяжело больна. Эмили с Шарлоттой решили без промедления отправиться домой и спешно начали упаковывать свои вещи, сомневаясь, удастся ли им еще вернуться в Брюссель, разрывая все свои связи с четой Эже и пансионом и пребывая в неуверенности по поводу своего дальнейшего существования. Еще до их отправления – на следующее утро после того, как они получили первое известие о болезни, – в момент, когда они были уже совершенно готовы к отъезду пришло второе письмо, извещающее их о кончине тети. Оно вряд ли могло заставить их поспешить еще больше – ведь все уже и так делалось как можно быстрее. Они отплыли из Антверпена, были в пути весь день и всю ночь и прибыли домой утром во вторник. Похороны уже состоялись, и мистер Бронте с Энн тихо сидели рядом, погруженные в тихую скорбь о той, которая так хорошо выполняла свою миссию в их доме в течение почти двадцати лет, завоевав почтение и уважение многих, кто и не подозревал, как им будет ее не хватать, пока ее не стало. Она завещала своим племянницам небольшое состояние, скопленное ею благодаря личной экономии и самоограничению. Ее любимчик Бренуэлл должен был также получить свою долю, но его безрассудные траты огорчили добрую даму, и его имя было вычеркнуто из завещания.
Когда первый шок прошел, три сестры наконец предались радости от долгожданной встречи после длительной разлуки. Им было чем поделиться друг с другом о прошлом и что планировать на будущее. Энн какое-то время уже имела работу, куда должна была вернуться после рождественских каникул. Еще около года всем троим опять предстояла разлука, а после этого они могли приступить к осуществлению своей радужной мечты о воссоединении и открытии школы. Разумеется, они более не стремились поселиться в Берлингтоне или каком-либо ином месте, в связи с чем им пришлось бы покинуть отца, ведь небольшая сумма, которой теперь независимо обладала каждая из них, позволит им перестроить пасторский дом в Хауорте таким образом, чтобы разместить учениц здесь. Планы Энн на промежуточный период были определены. Эмили быстро решила, что она будет той дочерью, которая останется с отцом. А по поводу Шарлотты какое-то время велись дискуссии.