Несмотря на спешный и внезапный отъезд сестер из Брюсселя, господин Эже нашел время написать мистеру Бронте письмо с соболезнованиями; это письмо содержит столь изящную похвалу характеру дочерей, замаскированную под благодарность их отцу, что мне бы захотелось привести его здесь, даже если бы в нем не было некоторых мыслей о Шарлотте, достойных занять место в ее жизнеописании:
«Преподобному мистеру Бронте, евангелическому пастору.
Суббота, 5 сент.
Сударь.
Весьма печальное событие принуждает барышень Ваших дочерей незамедлительно вернуться в Англию, и этот столь прискорбный для нас отъезд тем не менее получил мое полное одобрение. Совершенно естественно, что они стремятся утешить Вас после понесенной Вами по воле небес утраты, окружив Вас заботой, чтобы Вы осознали и то, чем небо одарило Вас и что пока остается при Вас. Надеюсь, Вы простите меня, сударь, за то, что я пользуюсь этим обстоятельством для выражения Вам своего почтения. Не имея чести знать Вас лично, я тем не менее испытываю перед Вами искреннее благоговение, ведь судя об отце семейства по детям, трудно ошибиться, и в этом отношении образование и чувства, которые мы обнаружили в Ваших дочерях, не могли не сформировать у нас самого лестного представления о Ваших собственных достоинствах и о Вашем характере. Вы, наверно, рады будете узнать, что Ваши дочери добились замечательных успехов во всех изучаемых дисциплинах и что этим прогрессом они обязаны исключительно своему трудолюбию и своей настойчивости, а наша роль по отношению к таким ученицам сводилась к малому; их продвижение – Ваша заслуга в большей степени, чем наша; нам не пришлось учить их ценить время и образование, они этому уже научились в отцовском доме, и нам принадлежит лишь скромная заслуга, заключающаяся в направлении их усилий и предоставлении подходящей пищи для их похвальной деятельности, которой Ваши дочери научились, следуя Вашему примеру и Вашим урокам. Пусть эта заслуженная похвала Вашим детям послужит некоторым утешением в том несчастье, которое Вас постигло; с надеждой на это мы и пишем Вам, а для барышень Шарлотты и Эмили похвала станет ласковым и достойным воздаянием за их труды.
Не следует скрывать от Вас, что, лишаясь двух дорогих учениц, мы испытываем одновременно сожаление и беспокойство; нам тяжко от того, что это внезапное расставание разорвет нашу почти родительскую привязанность к ним, и наше горе становится еще невыносимее от лицезрения стольких прерванных трудов и стольких прекрасно начатых дел, для успешного завершения которых требуется еще какое-то время. Через год каждая из Ваших барышень была бы хорошо защищена от непредвиденных обстоятельств, ведь они обе получили бы одновременно образование и навыки преподавания. Мадемуазель Эмили собиралась брать уроки фортепьяно у самого лучшего преподавателя Бельгии, и у нее уже были маленькие ученицы; таким образом она одновременно заполнила бы последние лакуны в познаниях и окончательно избавилась бы от своей вызывающей еще больше неудобств робости. Мадемуазель Шарлотта начала давать уроки по-французски и приобретать столь необходимую для преподавания уверенность и апломб, еще бы совсем немного, и цель была бы достигнута. Затем мы могли бы, с Вашего позволения, предложить Вашим дочерям или хотя бы одной из них соответствующее ее интересам место, дающее ей некоторую независимость, обрести которую молодой барышне так непросто. Поверьте, сударь, мы не преследуем в этом деле личную выгоду, это вопрос симпатии. Надеюсь, Вы простите нас за то, что мы говорим с Вами о Ваших детях, что мы беспокоимся об их будущем, как если бы они были членами нашей семьи. Их личные качества, их добрая воля, их исключительное усердие являются единственными причинами, побудившими нас рискнуть заговорить с Вами об этом. Мы знаем, сударь, что Вы более основательно и более мудро взвесите последствия, связанные с полным прекращением обучения обеих Ваших дочерей, Вы решите, как нужно поступить, и простите нам нашу откровенность, если соблаговолите рассудить, что мы действуем таким образом, двигаемые совершенно бескорыстной симпатией, удар по которой будет нанесен уже тем, что она не будет более полезной Вашим замечательным детям.
Примите, сударь, уверения в моем глубочайшем почтении.
Ш. Эже»[120]
.В этом письме было столько правды и столько доброты, – было столь очевидно, что второй год обучения был бы гораздо более продуктивным, чем первый, – что без долгих колебаний было принято решение о возвращении Шарлотты в Брюссель.