Когда они перешли на следующий уровень, господин Эже стал использовать более продвинутый метод синтетического обучения. Он зачитывал им разные описания одного и того же человека или события и просил их обращать внимание на совпадения и различия. Относительно последнего, он просил их найти причину отличия путем подробного анализа характера и положения каждого автора и того, как эти характер и положение повлияли на его представления об истине. Возьмем, к примеру, Кромвеля. Господин Эже зачитывал его описание в «Надгробной речи королевы Англии», показывая, что в данном случае его представили исключительно с религиозной точки зрения, как орудие в Божьей деснице, предназначенное для исполнения Его воли. Затем он задал им прочитать Гизо и проследить, как, с его точки зрения, Кромвель был наделен чрезвычайной свободой воли и повиновался не возвышенным принципам, а соображениям целесообразности, в то время как Карлайль относился к нему как к человеку, испытывающему сильное и искреннее желание исполнить волю Господа. Кроме того, он желал, чтобы они не забывали тот факт, что роялист и гражданин Содружества по-разному судят о великом Лорде Протекторе. Из всех этих противоречивых источников они должны были отфильтровать и собрать крупицы правды, соединив их в безупречное целое.
Такого рода задания восхищали Шарлотту. Они взывали к ее исключительным аналитическим способностям, и она очень быстро добилась успеха.
Когда сестры Бронте проявляли свои национальные чувства, эти чувства выражались у них в той же упорной привязанности, из-за которой они страдали всякий раз, когда покидали Хауорт. Протестантами до мозга костей были они и в остальном, но особенно в религии. Как бы ни была Шарлотта тронута ранее упомянутым письмом Св. Игнатия, она была в той же мере и из столь же высоких побуждений предана некоторым миссионерам англиканской церкви, посланным трудиться и погибать на зараженных берегах Африки, поэтому в качестве «подражания» она написала «Письмо миссионера, Сиерра Леоне, Африка».
Отчасти ее чувства отразились и в следующем письме:
«Брюссель, 1842.
Сомневаюсь, что я вернусь домой в сентябре. Госпожа Эже пригласила нас с Эмили остаться еще на полгода, предлагая дать расчет учителю английского и взять меня на его место; а также нанять Эмили, чтобы она нескольких часов ежедневно давала уроки музыки некоторым ученицам. В обмен за эти услуги нам позволят бесплатно продолжать наши занятия французским и немецким, а также не платить за пансион и т. п.; зарплаты, однако, у нас не будет. Это щедрое предложение, а в таком городе эгоистов, как Брюссель, и в такой школе неслыханных эгоистов, имеющей почти девяносто учениц (как пансионерок, так и посещающих лишь дневные занятия), оно подразумевает определенную степень заинтересованности, рассчитывающую в ответ на благодарность. Я склоняюсь к тому, чтобы принять его. А что ты думаешь? Не скрою, что иногда мне хочется быть в Англии, и у меня бывают краткие периоды тоски по дому, но в целом до сих пор я не пала духом, и в Брюсселе мне хорошо, потому что я постоянно занята тем, что мне по душе. Эмили быстро продвигается в изучении французского, немецкого, музыки и рисования. Господин и госпожа Эже начали ценить лучшие черты ее характера, несмотря на ее странности. Если можно делать выводы о национальном характере бельгийцев судя по характеру большинства девочек школы, то характер этот на удивление холодный, эгоистичный, зверский и низменный. Они постоянно бунтуют, и учителю трудно с ними справиться, а их привычки просто отвратительны. Мы их избегаем, что не трудно, так как на нас лежит клеймо протестантизма и англиканства. Некоторые говорят об опасностях, поджидающих протестантов, которые, поселяясь в католических странах, подвергаются соблазну изменить вероисповедание. Мой совет всем протестантам, которые одурманены настолько, чтобы прельститься католичеством: отправиться за море на континент, какое-то время прилежно посещать мессу, обратить пристальное внимание на нелепые ритуалы, а также на идиотский, корыстный дух всех священников, а