Это большая школа, в которой учится около сорока экстернов, или дневных учениц, и двенадцать пансионерок. Директриса мадам Эже – это леди точно такого же склада ума, культурного уровня и интеллекта, как мисс Х. Я думаю, что суровость натуры была немного смягчена в ее случае, так как ее не постигло разочарование и, следовательно, она не озлобилась. Одним словом, она замужем, а не старая дева. В школе три учительницы – мадемуазель Бланш, мадемуазель Софи и мадемуазель Мари. О первых особо нечего сказать. Одна из них старая дева, и другая тоже не избежит подобной участи. Мадемуазель Мари обладает талантом и оригинальностью, но у нее отвратительные и своенравные манеры, из-за которых вся школа, за исключением нас с Эмили, превратилась в ее заклятых врагов. Не менее семи учителей преподают разные предметы: французский, рисование, музыку, пение, письмо, арифметику и немецкий. Все католики, кроме нас, еще одной девочки и гувернантки детей мадам, англичанки, по своим обязанностям занимающей срединное положение между горничной и няней. Различия между нашими странами и религиями создает громадную пропасть между нами и всеми остальными. Мы находимся в совершенной изоляции посреди большого количества людей. И все-таки мне кажется, что я никогда не чувствую себя несчастной, по сравнению с моим существованием в роли гувернантки моя теперешняя жизнь восхитительна и превосходно гармонирует с моей собственной натурой. Каждая минута расписана, и время летит очень быстро. Покамест мы с Эмили хорошо себя чувствуем и следовательно можем энергично трудиться. Я еще не упомянула одного человека – господина Эже, супруга мадам. Он преподаватель риторики, человек мощного ума, но крайне холерического и раздражительного темперамента. В настоящий момент он очень зол на меня из-за того, что я написала перевод, который он заклеймил как «малограмотный». Он мне этого не сказал, но написал это слово на полях моей тетради, спросив кратко и сурово, почему мои сочинения всегда лучше моих переводов, и добавил, что это кажется ему необъяснимым. Дело в том, что несколько недель назад он выспренно провозгласил, что запрещает мне пользоваться словарем и грамматикой при переводе самых сложных английских сочинений на французский. Это делает мою задачу довольно трудной и приводит к тому, что время от времени я употребляю английские слова. Когда он это замечает, он делает большие глаза. С Эмили они совсем не находят общего языка. Эмили трудится как лошадь, и ей пришлось преодолеть великие трудности, гораздо более значительные, чем мне. На самом деле те, кто поступает на обучение во французскую школу, должны заранее приобрести солидные знания в области французского, в противном случае они потеряют много времени, так как курс занятий рассчитан на носителей языка, и в таких крупных заведениях не станут менять привычную рутину ради пары чужестранцев. Несколько частных уроков, которые господин Эже соизволил нам дать, следует, я полагаю, считать большим одолжением, и я вижу, что они уже вызвали в школе немало злобы и ревности.
Тебе не понравится это письмо тем, что оно такое короткое и мрачное. Я еще хочу тебе рассказать о сотне разных вещей, но нет времени. Брюссель – красивый город. Бельгийцы ненавидят англичан. Внешняя мораль более строгая, чем у нас. Носить корсет без того, чтобы прикрывать шею платочком, считается чудовищным моветоном».
Отрывок из этого письма, в котором говорится о запрете господина Эже пользоваться словарем или грамматикой, относится, я думаю, ко времени, о котором я упомянула, когда он решил взять на вооружение новый метод преподавания французского: ученицы были призваны почувствовать дух и ритм языка сердцем и воспринять его благороднейшие звуки на слух, а не путем кропотливого и неустанного изучения правил грамматики. Мне кажется, что для учителя это был смелый эксперимент, но он, без сомнения, знал свой предмет; то, что этот метод сработал, видно из сочинений, которые Шарлотта писала в это время. Не могу удержаться, чтобы не сослаться в качестве иллюстрации этой высокоинтеллектуальной атмосферы на мой разговор с господином Эже о том, как он формировал стиль своих учениц, а также привести в доказательство его успеха копию devoir[111]
Шарлотты с его замечаниями.