Жизнь Шарлотты Бронте

«Мистер Х., прочитав «Джейн Эйр», сейчас вопит, что ему нужна «другая книга»; и он ее получит на следующей неделе… Мистер Y. закончил «Шерли» и остался в полном восторге. Жена Джона Z. сочла, что он повредился головой, услышав раскаты его хохота, учитывая, что он сидел совершенно один, хлопая в ладоши и топая ногами. Он вслух зачитывал папе все эпизоды, описывающие викариев… Вчера явилась Марта, пыхтя и отдуваясь, в великом возбуждении. «Ну и новость я слышала!» – начала она. «О чем же?» «Да бросьте, сударыня, ведь вы же написали две книги – самые великие из когда-либо написанных. Мой отец узнал об этом в Халифаксе, а мистер Г. – Т. – и мистер Г. и мистер М. в Брэдфорде. А в Механическом институте собираются организовать собрания и намереваются их заказать». – «Марта, держи язык за зубами и ступай вон». Я покрылась холодным потом. «Джейн Эйр» будут читать господа Д. и Б, госпожи Т. и Б. О небо, спаси и сохрани!»… «Жители Хауорта с ума сходят из-за «Шерли»; они приняли роман с восторгом. Когда в Механический институт[178] доставили экземпляры, все члены хотели их получить. Они бросали жребий на все три, и тот, кому он выпадал, мог держать книгу лишь два дня, а за задержку получал штраф в шиллинг за каждый просроченный день. Было бы чистейшей чепухой и тщеславием пересказывать тебе, что они говорят».

Тон этих отрывков совершенно созвучен духу йоркширцев и ланкаширцев, старающихся как можно дольше скрывать свое удовольствие под видом шуточек, притворяясь, будто они насмехаются сами над собой. Мисс Бронте была очень тронута в глубине своей доброй души, узнав, как горды и рады ее успеху те, кто знал ее с самого детства. Новость разлетелась по округе; незнакомцы приходили из мест, более отдаленных, чем Бернли, чтобы увидеть ее, когда, ничего не подозревая, она тихо шла в церковь, а пономарю «перепало немало полкрон» за то, что он указывал им на нее.

Но у этого искреннего и доброго восхищения, столь более ценного, чем слава, были и менее приятные стороны. В январском номере «Ревю Эдинбурга» появилась статья о «Шерли», написанная мистером Льюисом. Я уже писала, что мисс Бронте особенно хотелось, чтобы ее оценивали как писателя, безотносительно к ее полу. Правильно это или нет, но на этот счет она испытывала сильные эмоции. И вот эта рецензия на «Шерли» появилась на первых двух страницах под следующими заголовками: «Интеллектуальное равенство полов?» и «Женская литература», и от начала до конца статьи подчеркивался факт, что автором является женщина.

Через несколько дней после публикации рецензии мистер Льюис получил следующую записку – вполне в духе Энн, графини Пемброка, Дорсета и Монтгомери.

Д. Г. Льюису, эсквайру.

«Я могу защитить себя от своих врагов, но, Боже, упаси меня от друзей!»

Каррер Белл

В своих пояснительных заметках к письмам, полученным от нее, которые мистер Льюис мне любезно предоставил, он пишет:

«Понимая, что она была беспричинно рассержена, я написал ей, увещевая ее не осуждать суровость и откровенность рецензии, которая была продиктована подлинным восхищением и искренне дружескими чувствами; ведь голос друга можно было расслышать, несмотря на возражения».

В ответ она послала такое письмо:

Д. Г. Льюису, эсквайру.

«19 января 1850.

Дорогой сэр.

Я объясню Вам, почему я была столь обижена этой рецензией в «Эдинбурге» – не потому, что она содержит острую критику, а обвинения порой слишком суровы, не потому, что похвала скупа (я и вправду полагаю, что Вы удостоили меня похвалы ровно в той мере, как я того заслуживаю), но из-за того, что после моего честно высказанного желания, чтобы критики судили меня как автора, а не как женщину, Вы столь грубо – я бы даже сказала жестоко – подняли вопрос пола. Осмелюсь предположить, что Вы не желали сделать мне больно, и возможно, Вы не сможете понять, почему меня так опечалило то, что Вы, наверно, считаете сущим пустяком, но я была опечалена, а также возмущена.

Там есть несколько отрывков, которые Вам совсем не следовало включать.

Однако я не буду держать на Вас за это зла; я знаю, какая у Вас душа – она не плохая и не злая, хотя Вы часто ужасно коробите чувства человека, омерзение и трепет которого Вам не дано понять. Я подозреваю, что Вам свойственно воодушевление и беспощадность в той же степени, как проницательность и небрежность; Вы много знаете и многое обнаруживаете, но Вы так спешите поделиться этим, что не даете себе труда поразмыслить о том, как Ваше безрассудное красноречие может задеть других; более того, даже если бы Вы знали, что их это задело, Вам это было бы безразлично.

Однако я пожимаю Вам руку; Вы сделали прекрасные замечания; Вы способны быть великодушным. Я все еще испытываю гнев и думаю, что имею на это право, но это гнев, вызванный грубой, но не бесчестной игрой.

С долей уважения и большой печалью,

Ваш Каррер Белл».