Жизнь Шарлотты Бронте

Она получила огромное удовольствие от «неспешных поездок к ветхим развалинам и старинным усадьбам, расположенным между еще более древними лесами и холмами. Разговоры у старого камина в старомодной гостиной с обшитыми дубовыми панелями стенами были ему по душе, а меня не слишком подавляли и изнуряли. Да и дом вполне в моем вкусе: ему почти триста лет, он серый, величественный и живописный. В целом, сейчас, когда я уже вернулась домой, я не жалею о поездке. Самое худшее заключается в том, что они грозятся пригласить меня к себе в Лондон во время их лондонского сезона. Но то, что для других было бы превеликим развлечением, для меня – ужас. Мне следовало бы высоко ценить преимущества, заключающиеся в возможности длительных наблюдений, но от мысли о цене, которую мне неизбежно придется заплатить за это, включая расстройство психики и физическое истощение, меня бросает в дрожь».

В тот же день, когда она писала эти строки, она послала следующее письмо мистеру Смиту:

«16 марта 1850.

Я вновь обращаюсь к заметке мистера Х., перечитав ее внимательно еще раз. Я очень тщательно старалась разобраться в том, что он подразумевает под искусством, но, честно говоря, мои старания не увенчались полным успехом. Обсуждая этот вопрос, критики пользуются таким жаргоном, сквозь который я не могу продраться. Но по крайней мере одно мне совершенно ясно – это то, что Каррер Белл нуждается в улучшении и должен стремиться к этому; это он и намерен честно сделать (D.V.), но не спеша и беря себе в проводники Природу и Истину. Если это приведет к тому, что критики называют искусством, то очень хорошо, но если нет, тогда за этим великим disederatum[182] никто не погонится и не поймает. Парадокс заключается вот в чем: в то время как южане возражают против того, как я описываю жизнь и манеры северян, жители Йоркшира и Ланкашира одобряют меня. Они говорят, что именно контраст между суровой природой и слишком искусственным земледелием составляет одну из их главных особенностей. Именно такое или подобное наблюдение было сделано недавно, когда я находилась в гостях, членами некоторых древних семей из восточного Ланкашира, чьи особняки расположены на холмистой местности между двумя графствами. Возникает вопрос – кто лучше разбирается в этом, лондонские критики или старые северные сквайры?

Любое обещание, которое Вы требуете по поводу книг, будет охотно дано при одном условии, что мне будет позволен иезуитский принцип мысленной сдержанности, позволяющей обещать и забывать, когда забывчивость кажется целесообразной. Осмелюсь предположить, что два-три последних выпуска «Пенденниса»[183] не каждому покажутся достаточно захватывающими, но мне они нравятся. Хотя сюжет не очень динамичен, (мой) интерес не ослабевает. В некоторых местах чувствуется, что пером водила уставшая рука, что ум автора был несколько истрепан и удручен недавней болезнью или чем-то другим; но даже усталый Теккерей все же оказывается более великим, чем иные писатели в расцвете сил. Публика, разумеется, не проявит сочувствия к его усталости и не отнесется снисходительно к упадку его вдохновения; но некоторые преданные читатели, горюя о том, что такой человек принуждает себя писать, даже когда это ему не по душе, будут удивляться тому, что даже при таких обстоятельствах он пишет столь хорошо. Посылка с книгами придет, без сомнения, тогда, когда железнодорожным служащим будет угодно послать ее, или, вернее, вручить ее хауортским курьерам, откликаясь на их многочисленные робкие просьбы. А до тех пор я буду терпеливо и покорно ждать, смиренно следуя системе активной самопомощи, которую «Пунш» дружески предлагает «женщинам Англии» в «Беззащитной женщине»[184].

Книги, которые одалживали ей издатели, как я уже писала, составляли ее великое утешение и удовольствие. Открывать посылки было очень интересно. Но и мучительно, ведь, развязывая веревки и доставая один том за другим, она не могла не вспоминать о тех, кто некогда в подобных случаях проявлял великое нетерпение. «Мне не хватает знакомых голосов, щебечущих радостно и шутливо, комната кажется такой тихой и пустой, но все же я нахожу утешение в том, что папе понравятся некоторые из этих книг. Неразделенное счастье вряд ли можно назвать счастьем, оно абсолютно пресное». И дальше она рассуждает о полученных книгах.

«Удивительно, как Вам удается так замечательно отбирать книги, я бы ни за что не стала вмешиваться. Я уверена, что для себя я бы выбирала книги не столь успешно, как это любезно и рассудительно делают другие. Кроме того, было бы довольно скучно заранее знать, чего ожидать. Я бы предпочла не знать.