Жизнь Шарлотты Бронте

Дорогая Х., когда я думаю о тебе, то ощущаю твое сочувствие и нежность, которые немного ободряют меня. Боюсь, что и ты умственно испытываешь одиночество и имеешь очень мало занятий. Кажется, мы на это обречены, по крайней мере, в данный момент. Да поможет нам милостивый Бог вынести это!»

Во время своей последней поездки в Лондон, как упоминается в одном из ее писем, она познакомилась с одним из своих корреспондентов, мистером Льюисом. По словам этого джентльмена:

«Через несколько месяцев (после появления рецензии на «Шерли» в «Эдинбурге») Каррер Белл приехал в Лондон, и меня пригласили познакомиться с ней в Вашем доме. Вы, наверно, помните, как она просила Вас не указывать ей на меня, но позволить ей самой меня узнать. Она действительно узнала меня почти сразу, как только я вошел в комнату. Вы испытали меня таким же образом, но я оказался менее проницательным. Однако я просидел рядом с ней большую часть вечера, с немалым интересом поддерживая разговор. Прощаясь, мы пожали друг другу руки и она сказала: «Теперь мы друзья, не так ли?» «Разве мы не были друзьями всегда?» – спросил я. «Нет, не всегда», – со значением промолвила она, и это был единственный намек на злополучную статью. Я одолжил ей некоторые романы Бальзака и Жорж Санд, чтобы она взяла их с собой домой. Она вернула их вместе со следующим письмом:

«Уверена, Вы считаете, что я слишком медлила перед тем, как вернуть книги, столь любезно одолженные Вами. Дело в том, что мне надо было отослать и другие книги, и я задержала Ваши, чтобы отправить их в одной посылке.

Примите мою благодарность за несколько часов приятного чтения. Бальзак для меня новый автор, и мне было довольно интересно познакомиться с ним по «Модесте Миньон» и «Утраченным иллюзиям». Сперва я думала, что он будет удручающе подробен и ужасно скучен. Терпения не хватало следить за всеми деталями, медленной экспозицией несущественных обстоятельств, пока он не собрал на сцене всех героев, но постепенно я прониклась тайной его творчества и с восхищением обнаружила, в чем состоит его сила: не в анализе ли основных мотивов и не в тонком ли проникновении в самую неясную и тайную работу ума? И все-таки, как бы мы ни восторгались Бальзаком, я думаю, что он нам не нравится, скорее мы относимся к нему как к недружелюбному знакомому, который всегда высвечивает наши недостатки и редко обращает внимание на наши достоинства.

Честно говоря, скорее мне по душе Жорж Санд.

Как бы часто она ни была фантастична, фанатична, непрактична; как бы далеки от правды жизни ни были ее взгляды; как бы ни вводили ее в заблуждение ее чувства, – характер у Жорж Санд лучше, чем у Бальзака, у нее более открытый ум, а сердце теплее, чем у него. В «Письмах путешественника» слышится голос самого писателя, и я никогда не чувствовала в большей степени, чем при чтении этой книги, что большинство ее недостатков происходят от избытка ее положительных качеств: именно этот избыток часто подталкивал ее к трудностям, а те, в свою очередь, заставляли ее долго испытывать сожаления.

Но я верю, что ее ум обладает способностью учиться на ошибках без того, чтобы ослабеть или прийти в уныние; поэтому чем дольше она будет жить, тем лучше она станет. Обнадеживающий элемент в ее произведениях – то, что в них редко встречаются ложные французские сантименты, мне бы хотелось сказать, никогда, но этот сорняк произрастает то там то здесь, даже в «Письмах».

Я помню, как, говоря со мною об одном из романов Бальзака, мисс Бронте с отвращением произнесла: «От них остается неприятное послевкусие».

Читатель заметит, что большинство писем, из которых я привожу выдержки, посвящены критическим и литературным вопросам. В этом как раз и заключался ее основной интерес в это время: той тоскливой осенью 1850 года ее тяжкие ежедневные занятия состояли в подготовке текстов ее сестер и написании краткого биографического очерка о них. Измотанная живыми грустными воспоминаниями, она искала отдохновения в долгих прогулках по болотам. Ее подруга, которая написала мне о появлении красноречивой статьи в «Дейли ньюз» на «Смерть Каррера Белла», рассказала мне об одном анекдотическом случае, который было бы вполне уместно здесь процитировать.

«Люди ошибаются, говоря, что она была слишком слаба для того, чтобы разгуливать по холмам ради свежего воздуха. Я думаю, что никто, и, конечно, ни одна женщина в этих краях так много не гулял по болотам, как она, если только позволяла погода. Вообще это было для нее столь привычным занятием, что люди, живущие довольно далеко на краю выгона, прекрасно ее знали. Я помню, как однажды старуха увидела, как она проходит мимо, и окликнула ее: «Эй! Мисс Бронте! Вам не попадался мой теленок?» Мисс Бронте ответила, что не может сказать, так как она не знала, как теленок выглядит. «Ну, – продолжала женщина, – сейчас это уже полукорова, полутеленок, то, что мы называем теленок-однолеток, знаете, мисс Бронте; вы можете погнать его сюда, если вы его случайно увидите по дороге назад, мисс Бронте; пожалуйста, мисс Бронте».