Жизнь Шарлотты Бронте

Мисс Бронте приехала к своей подруге, как она и предлагала, но осталась у нее лишь два-три дня. Затем она вернулась домой и сразу же подверглась давно преследующей ее тяжелой и гнетущей головной боли. Переносить ее было еще тяжелее оттого, что она должна была принимать активное участие в работе по дому – одна служанка заболела и слегла, а другой, Тэбби, было уже за восемьдесят.

Поездка в Эмблсайд оказалась благотворной для мисс Бронте и снабдила ее приятными воспоминаниями и новыми интересами, о которых она могла размышлять в одиночестве. В ее письмах много упоминаний о характере и доброте мисс Мартино.

«Она, бесспорно, женщина удивительно одаренная, как интеллектуально, так и физически, и хотя я разделяю не многие из ее мнений и считаю некоторые ее суждения ошибочными, я все равно не могу не испытывать к ней искреннего уважения. Я восхищалась тем, как она совмещает высочайший интеллект с наилучшим исполнением женских обязанностей, а ее нежная доброта наполнила меня благодарностью. Я думаю, что ее положительные и благородные качества намного превосходят ее недостатки. Я привыкла судить о человеке независимо от его (или ее) репутации, о практике независимо от теории, о врожденном нраве независимо от приобретенных мнений. Я испытываю подлинную привязанность и уважение к личности, практике и характеру Хэрриет Мартино. Вы спрашиваете, не обратила ли меня мисс Мартино в гипнотизм? Едва ли; однако я наслышалась о его чудотворной действенности и вряд ли могу отрицать в целом все, что мне рассказывали. Я даже сама подверглась эксперименту; и хотя результат был не совсем ясен, был сделан вывод, что со временем я стану прекрасным подопытным. Тема гипнотизма будет обсуждаться, как я понимаю, в следующей работе мисс Мартино не очень сдержанно, и я опасаюсь того, как в ней будут представлены другие подопытные, которые дали менее очевидные основания для догадок».

«В Вашем последнем письме выражено столь искреннее и проницательное восхищение доктором Арнольдом, что, возможно, Вам будет не безынтересно узнать, что когда я недавно гостила у мисс Мартино, я гораздо больше общалась с обитателями Фокс-Хау и ежедневно наблюдала самые привлекательные и достойные уважения свойства во вдове и детях одного из самых великих и лучших людей его эпохи. Моя хозяйка достойна самой высокой похвалы. Не разделяя все ее философские, политические или религиозные воззрения, я все же нахожу в ней такие достоинства, как величие и последовательность, щедрость, упорство в занятиях, и они завоевывают ей искреннее уважение и любовь. Ее не следует судить исключительно по ее письменным трудам, но скорее по ее делам и жизни, достойнее и благороднее которых нет ничего на свете. Мне кажется, что она является благодетельницей Эмблсайда, и тем не менее совсем не вменяет себе в заслугу свою энергичную и неустанную благотворительность. Все в ее доме устроено безупречно: все, что она делает, делается хорошо, начиная с создания трудов по истории и кончая самыми обычными женскими делами. Под ее надзором не позволяется никакой небрежности или уклонения от обязанностей, и при этом она не проявляет чрезмерной строгости или слишком дотошной требовательности: как ее слуги, так и бедные соседи любят и уважают ее.

Однако я не должна впадать в заблуждение и говорить о ней, главным образом, повинуясь своему глубокому впечатлению от силы ее интеллекта и моральных достоинств. У нее есть недостатки, но мне они кажутся весьма тривиальными по сравнению с ее блестящими качествами».

«Ваш рассказ о мистере А.[198] точно совпадает с тем, что говорит мисс М. Она тоже утверждает, что его внешними качествами являются благодушие и мягкость (а не оригинальность и сила). Она описала его как нечто среднее между древнегреческим мудрецом и современным европейским ученым. Возможно, лишь из-за своей испорченности я решила, что причина его мраморной наружности состоит в вялом кровообращении и медленном сердцебиении. Но он материалист: он безмятежно лишает нас надежды на бессмертие и тихо вычеркивает из будущего человека Небеса и грядущую Жизнь. Поэтому к моим чувствам по отношению к нему примешивается горечь.

Все, что Вы говорите о Теккерее, совершенно ясно и характерно. Я испытываю в его адрес печаль и злость. Почему он тратит свою жизнь на то, чтобы досаждать другим? Почему его злой язык столь своенравно подавляет лучшие чувства, которые ему свойственны, когда он бывает в хорошем настроении?»

Уже какое-то время, когда она хорошо себя чувствовала как физически, так и морально, она работала над «Городком», но часто она была неспособна писать и злилась на себя за это. В феврале она так пишет мистеру Смиту: