Жизнь Шарлотты Бронте

Так как Вы желали услышать мое мнение по поводу «Школы для отцов»[224], то я сразу принялась за эту книгу. Она мне кажется умной, интересной, очень увлекательной и вообще весьма приятной. Она имеет то достоинство, что выбранный материал пока еще не слишком избит, а относительная новизна сюжета, характеров и эпохи придает роману определенную привлекательность. Она также, я думаю, отличается графической точностью ситуаций и живым талантом в описании всего, что можно увидеть и пощупать, – того, что видит глаз, скользя по поверхности. Юмор, мне кажется, оказался бы весьма подходящим для театральной сцены; большинство эпизодов как будто требуют для полного эффекта драматических аксессуаров. Но полагаю, что по справедливости нельзя удостоить роман большей похвалы, чем эта. Откровенно говоря, читая роман, я чувствовала удивительную пустоту в области морали и чувства, странную дилетантскую поверхностность цели и переживаний. В конце концов, «Джек» ничуть не лучше, чем «Тони Лампкин», и нет большого спектра возможностей между тем клоуном, которым он является, и хлыщом, в которого превратил бы его отец. Грубо материальная жизнь старого английского охотника на лис и фривольное существование изящного джентльмена представляют собой противоположности, каждая из которых по-своему так омерзительна, что хочется улыбнуться, когда читателя призывают сочувствовать судьбе молодого человека, вынужденного перейти из одной категории в другую; отрывая его от конюшен, чтобы, возможно, ввести в бальную залу. Джек действительно умирает трагически, и нельзя не сожалеть о безвременной кончине бедного парня, но нельзя и забывать, что если бы он не напоролся на оружие полковника Пенруддока, он вполне мог бы погибнуть во время охоты на лис. Сэр Томас Уоррен – великолепный персонаж и совершенно последовательный. Мистер Эддисон неплох, но не прорисован, он остается лишь наброском, которому требуются краски и отделка. Дан портрет этого человека и его костюм, а также отдельные анекдоты из его жизни, но где же его натура – душа и личность? Я ничего не скажу о женских персонажах – ни единого слова, только то, что Лидия кажется мне маленькой хорошенькой актрисой, очаровательно наряженной, грациозно появляющейся, исчезающей и вновь появляющейся, как будто в светской комедии, и проявляющей положенные ей по роли чувства со всем полагающимся тактом и наивностью – вот и все.

Ваше описание образцового бизнесмена достаточно правдиво, в этом я не сомневаюсь, но не будем опасаться, что общество опустится до такого уровня; в конце концов, есть такие сдерживающие центры в человеческой природе (какой бы плохой она ни была), которые этого не позволят. Но сама предрасположенность к такому поглощению – боюсь, что это характерная тенденция сегодняшнего дня, – ведет, без сомнения, к жестоким страданиям. Однако когда зло конкуренции перейдет за определенную черту, не создаст ли оно со временем собственное противоядие? Полагаю, что создаст, но не без судорожного кризиса, вдребезги разбивающего все вокруг, как землетрясение. А тем временем для скольких жизнь предстает как борьба, удовольствие и отдых ограничены, а труд составляет львиную долю существования, выходя за пределы того, что может выдержать человеческая природа! Я часто думаю, что этот мир был бы самой чудовищной загадкой, если бы не было твердой веры в грядущую жизнь, где сознательные усилия и терпение в страданиях получат вознаграждение.

Искренне Ваша

Ш. Бронте».

Письмо к ее старой подруге по брюссельской школе дает короткое описание пережитой ею унылой зимы.

«Хауорт. 12 апреля 1852.

…Всю зиму и раннюю весну я мучилась, иногда мне было совсем плохо. В начале января в течение нескольких дней у меня гостила подруга: отпустить на более длительный срок ее не могли. Во время ее визита мне было лучше, но вскоре после ее отъезда моя болезнь возобновилась, и это сильно подорвало мои силы. Нельзя отрицать, что мое одиночество страшно обострило все остальные недуги. У меня были такие неистовые дни и ночи, я не могу даже выразить, как я тогда жаждала поддержки и дружеского участия. Ночь за ночью я лежала без сна, испытывая слабость и будучи не в состоянии чем-нибудь развлечь себя. День за днем я проводила в своем кресле, и компанию мне составляли лишь самые грустные воспоминания. Это время я никогда не забуду, но его послал Господь, поэтому все должно быть к лучшему.

Сейчас мне лучше, и я очень благодарна за восстановление относительного здоровья; но, как будто всегда должна угрожать какая-то напасть, папа, который всю зиму чувствовал себя прекрасно, весной переживает приступ бронхита. Я действительно надеюсь, что он может пройти в сравнительно легкой форме, как бывало и до сих пор.