Жизнь Шарлотты Бронте

Я привожу следующее письмо не только ради ее собственных суждений о «Городке», но чтобы показать, что, подобно всем, кто живет замкнуто и одиноко, она научилась преувеличивать значение мелочей. Мистер Смит не сумел послать письмо той же почтой, которая доставила гонорар за «Городок», и соответственно она получила его без единой сопровождающей строчки. Подруга, у которой она жила, говорит, что она тут же вообразила, что «Городок» его разочаровал или же она сама каким-нибудь словом или делом нанесла ему обиду; и если бы не подоспевшее воскресенье, когда было доставлено письмо от мистера Смита, она бы точно повстречалась с его посланием по пути в Лондон.

«6 декабря 1852.

Дорогой сэр.

Ваша корреспонденция дошла до меня благополучно. Первую я получила в субботу, и квитанция не сопровождалась ни единой строчкой. Я уже собралась было в понедельник отправиться поездом в Лондон, чтобы выяснить, в чем же дело, из-за чего же на моего издателя снизошла немота. В воскресенье утром пришло Ваше письмо, тем самым избавляя Вас от незваного призрака Каррера Белла, являющегося в Корнхилл без объявления. Необъясненных промедлений надо по мере возможности избегать, так как они способны побудить тех, кто им подвергается, на внезапные, импульсивные шаги. Я должна опять признать Вашу правоту, когда Вы сетуете на то, что в третьем томе интерес переносится с одного ряда героев на другой. Это неприятно, и возможно, что этот перенос не будет приветствоваться читателями в той же мере, как автором, которому он казался в некотором роде необходимым. Романтический дух указал бы иной путь, гораздо более цветистый и увлекательный; он бы создал центрального героя, не выпускал бы его из поля зрения и превратил бы его в предмет поклонения; он стал бы идолом и не немым, безответным идолом; но это не соответствовало бы действительности, не соответствовало бы правде и было бы далеко от возможного. Я очень опасаюсь, что самым слабым персонажем в книге является тот, которого я стремилась сделать самым прекрасным; и если это так, то ошибка кроется в нехватке крупицы реальности – в том, что персонаж этот полностью воображаемый. Я чувствовала, что этот персонаж недостаточно весом, боюсь, что то же почувствует и читатель. Союз с ним слишком напоминает судьбу Иксиона, который совокупился с облаком[230]. Детство Полины, однако, как я думаю, придумано совсем не плохо, но ее…» (продолжение этого интересного предложения оторвано). «Краткий визит в Лондон, таким образом, приобретает более прагматический смысл, и если Ваша матушка любезно напишет, когда у нее есть время и назовет день после Рождества, который ей подходит, то я буду иметь удовольствие, если позволит здоровье отца, воспользоваться ее приглашением. Я надеюсь, что смогу приехать вовремя, чтобы по крайней мере проверить часть корректуры, это избавило бы нас от лишних хлопот».

Глава 12

Самая главная трудность, с которой я столкнулась, когда мне оказали честь, попросив написать эту биографию, состояла в том, чтобы продемонстрировать, насколько Шарлотта Бронте была благородной, естественной и нежной женщиной, без того, чтобы не вплести в ее жизнеописание слишком многое из личной истории ее ближайших и самых интимных друзей. После продолжительных раздумий я рассудила: раз писать – так писать искренне и ничего не утаивать, хотя некоторые вещи по самой природе своей не могут обсуждаться столь же подробно, как иные.

Один из самых интересных моментов ее жизни естественно связан с ее замужеством и предшествующими тому обстоятельствами, но именно здесь (из-за того, что произошло это в недалеком прошлом и затрагивает других столь же непосредственно, как и ее) от меня требуется особая деликатность, дабы не вторгнуться слишком грубо в область памяти, которая наиболее свята. И все же у меня есть две хорошие и достойные причины сообщить некоторые подробности о той череде событий, которая привела к нескольким месяцам супружеской жизни – этому краткому очарованию безмерного счастья. Первая причина – это мое желание привлечь внимание к тому факту, что мистер Николлс видел ее почти ежедневно многие годы, наблюдал ее в роли дочери, сестры, хозяйки дома и друга. Он был не из тех, кого могла бы привлечь какая-либо литературная слава. Мне сдается, что такая слава скорее отталкивала его, если ею пользовалась женщина. Он был суровым, сдержанным, добросовестным человеком, обладавшим глубоким религиозным чувством и осознанием своих обязанностей священнослужителя.

Долгое время он молча смотрел на нее и любил ее. Любовь такого человека – ежедневного и многолетнего наблюдателя – величайшее свидетельство о ее характере как женщины.