Жизнь Шарлотты Бронте

Я чрезвычайно довольна тем, что теперь, когда мой отец занял в этом вопросе иную позицию, он думает о нем вполне благодушно. Как бы мы ни решили устроить нашу жизнь, его комфорт и уединение будут скрупулезно соблюдаться. По всей видимости, мистер Николлс искренне желает утешить и поддержать его на склоне лет. Зная характер мистера Николлса, я уверена, что это не просто мимолетное импульсивное чувство, но что оно будет неуклонно восприниматься им как долг и выполняться с нежностью, свидетельствующей о его симпатии. Я вполне отдаю себе отчет, что судьба, уготовленная мне благим и мудрым Провидением, не всеми будет расценена как блестящая, но я уверена, что она содержит в себе ростки настоящего счастья. Убеждена, что планируемый шаг в некоторой степени примирит требования чувства и долга. Мистер Николлс желает, чтобы свадьба состоялась летом, он настаивает на июле, но кажется, это слишком скоро.

Когда Вы будете мне писать, сообщите, как Вы поживаете… Я теперь решительно отказалась от поездки в Лондон; следующие три месяца принесут с собой множество хлопот, и я не могу тратить целый месяц… Папа только что получил письмо от доброго, замечательного епископа, которое весьма тронуло и порадовало нас; в нем выражено сердечное одобрение возвращения мистера Николлса в Хауорт (о чем с ним консультировались) и полное удовлетворение предстоящими нам домашними переменами. Кажется, он со свойственной ему проницательностью угадал, каково положение дел, когда был здесь в июне 1853».

Она и в других письмах высказывала свою благодарность Всевышнему, который поддерживал ее на жизненном пути, полном трудностей, горя и смятения; и тем не менее подобно большинству рассудительных женщин, выходящих замуж, когда первый пыл беззаботной юности уже позади, она чувствовала странную легкую грусть, объявляя о своей помолвке, – ведь надежды неизбежно переплетались с тревогами и опасениями. Огромным облегчением для нее в тот период было то, что отец с явным удовольствием предавался размышлениям о свадьбе и подготовке к ней. Он заботился о том, чтобы дело продвигалось как можно быстрее, а также интересовался всеми приготовлениями, связанными с переездом мистера Николлса в пасторский дом на правах супруга его дочери. Этот шаг был неизбежен из-за преклонного возраста мистера Бронте и его слабеющего зрения, что требовало от такой преданной дочери, как Шарлотта, посвящать максимальное количество времени и энергии заботе о его нуждах. Мистер Николлс также надеялся, что сможет своим деятельным присутствием способствовать большему комфорту и удовольствию пожилого священника, когда бы тот ни испытывал потребность в его услугах.

В начале мая мисс Бронте уехала из дома, чтобы нанести три предсвадебных визита. Сперва она заехала к нам. Она остановилась лишь на три дня, так как путь ее лежал в окрестности Лидса, где ей предстояло совершить необходимые для свадьбы покупки. По ее словам, эти приготовления не могли требовать больших затрат ни денег, ни времени. Главным образом они состояли в скромном пополнении ее гардероба, перемене обоев и покраске стен в доме пастора, а прежде всего в устройстве кабинета ее супруга в маленьком проходном помещении с полом из каменных плит, находившемся за ее гостиной и до этого использовавшемся исключительно как кладовая. Она была поглощена мыслями об этом и о создании комфортной обстановки как для него, так и для отца, и мы обсуждали ее планы с той беззаботной радостью, которую, я полагаю, при подобных разговорах испытывают все женщины, особенно в тех случаях, когда денежные ограничения существенно умножают удовольствие от долгожданной покупки (как об этом пишет Чарльз Лэм в своем «Очерке о старом Китае»[243]).

«Хауорт, 22 мая.

С момента возвращения домой я была постоянно занята шитьем, новая комнатка приведена в порядок, в ней повешены бело-зеленые шторы – они полностью гармонируют с обоями и выглядят довольно привлекательно и опрятно. Пару дней назад я получила письмо, извещающее о том, что завтра приезжает мистер Николлс. Я беспокоюсь за него, особенно по одному поводу, в чем боюсь признаться даже себе самой. Кажется, он опять очень страдает от ревматических болей. Это я знаю не от него самого, а из других уст. Ему нездоровилось, когда я была в Манчестере и в Б. Мне он не жаловался и не проронил ни единого слова о своем состоянии. Увы, он надеялся, что ему удастся победить болезнь, и я представляю, насколько он опечален крушением этой надежды. Он так желал, чтобы его недуг не превратился в хронический, совсем не по эгоистическим причинам. Мне страшно, да, мне страшно, но если ему суждено испытывать физические страдания, сколь необходимее станет для него моя забота и поддержка. Ну что ж! Чему быть, того не миновать, да поможет и укрепит нас Господь! Завтрашний день я жду с нетерпением и тревогой».