Жизнь Шарлотты Бронте

Дом Э. находился на том же расстоянии от Дьюбери Мур, как и от Роу-Хед, и в субботу пополудни они с Мери приходили к Шарлотте и часто старались уговорить ее отправиться с ними и остаться в гостях у одной из них до утра в понедельник; однако это происходило довольно редко. По словам Мери: «Пока она находилась у мисс Вулер, она гостила у нас два или три раза. Обычно мы пускались в споры о политике или религии. Она, как тори и дочь священника, всегда оказывалась в меньшинстве в нашем доме ярых сектантов и радикалов. Она вновь слушала все мои полные пафоса лекции, как те, что я читала ей еще в школе, о деспотизме аристократии, о корыстных священнослужителях и т. п. У нее не было сил защищаться. Иногда она признавала, что в этом была доля истины, хотя обычно хранила молчание. Из-за слабого здоровья в ней выработалась уступчивость, и она никогда не могла никому противоречить, не мобилизовав всех сил для борьбы. Так, она позволяла мне свысока поучать себя самым властным образом, иногда выискивая любые крупицы смысла, которые могли быть в том, что я говорила, но никогда не позволяла ощутимо влиять на свои собственные мысли и поступки. Хотя ее молчание иногда производило ложное впечатление согласия, она никогда не льстила, поэтому ее слова были бесценны, будь то хвала или хула».

Отец Мери был человеком редкого ума, но и сильных, если не сказать, неистовых предрассудков в пользу республиканцев и сектантства. Такая особь не могла бы появиться нигде, кроме Йоркшира. Его брат был déténu[70] во Франции, а затем добровольно там поселился. Сам мистер Т. часто бывал за границей, как по делам, так и для посещения великих континентальных галерей живописи. Как мне рассказывали, он при необходимости блестяще говорил по-французски, но получал истинное удовольствие от йоркширского говора. Он приобретал гравюры тех картин, которые ему особенно нравились, и его дом был полон произведений искусства и книг, однако перед незнакомцами он предпочитал представать своей грубоватой стороной и говорил предельно откровенно, высказывая самые шокирующие мнения о церкви и государстве. Однако постепенно, если он видел, что его слушатель способен выдержать потрясение, он поневоле обнаруживал свою сердечную доброту, свой настоящий вкус и подлинную изысканность. Его семья, состоящая из четырех сыновей и двух дочерей, была воспитана на республиканских идеалах, он поощрял независимость мышления и действий и не терпел никакого «притворства». Их разбросало по свету: младшая дочь Марта покоится на Протестантском кладбище Брюсселя, Мери живет в Новой Зеландии, сам Т. уже давно в могиле. Так жизнь и смерть разрушила кружок «ярых радикалов и сектантов», в который двадцать лет назад была принята маленькая, тихая, принципиальная дочь священника и в котором она пользовалась истинной любовью и уважением.

Январь и февраль 1837 года были давно позади, а ответа от Саути все еще не было. Наверно, она уже перестала ждать и почти потеряла надежду, когда в начале марта наконец получила письмо, вложенное в книгу Ч. К. Саути о жизни его отца, том 6, стр. 327.

Объяснив причину задержки с ответом своим длительным отсутствием, в течение которого накопилось много писем, вследствие чего ее письмо «лежало без ответа в последней толстой пачке, но не из-за недостатка уважения или равнодушия к его содержанию, но так как, откровенно говоря, ответить на него столь же непросто, как неприятно омрачать высокие помыслы и великодушные порывы юности». Он продолжает: «Что Вы собой представляете, я могу заключить только из Вашего письма, которое, как кажется, написано искренне, хотя я подозреваю, что Вы подписались чужим именем. Как бы там ни было, письмо и стихи написаны в одном духе, и я хорошо понимаю, о каком состоянии ума они свидетельствуют».

* * *

«Вы просили у меня не совета о том, в какое русло направить Ваши таланты, а мнения о них, но ведь мнение иногда стоит малого, а совет дорогого. Очевидно, что Вы обладаете, и в немалой мере, тем, что Вордсворт называет «способностью к стихосложению». Я совсем не обесцениваю ее, говоря, что в наше время такая способность встречается не редко. Многочисленные поэтические сборники публикуются сейчас ежегодно, не привлекая внимания общественности, а ведь каждый из них, появись он сто лет назад, создал бы прекрасную репутацию своему автору. Поэтому любой, претендующий на то, чтобы быть замеченным, должен быть готов к тому, что его постигнет разочарование.