Этой зимой в свободное время Шарлотта писала роман. Некоторые фрагменты рукописи еще сохранились, но написаны они таким мелким почерком, что трудно прочитать их без крайнего утомления для глаз, к тому же читать их не очень хочется, так как она сама вынесла им суровый приговор, написав в предисловии к «Учителю», что в этом романе она преодолевала свое былое пристрастие к «композиционной декоративности и излишествам». Да и начало, как она сама признавала, соответствует по уровню одному из романов Ричардсона[83]
, из седьмого или восьмого тома его сочинений. Эти подробности мне известны из копии письма, очевидно, написанного в ответ на какое-то письмо Вордсворта, которому она послала начало своего романа ранним летом 1840 года.«Обычно авторы цепко держатся за свои творения, но я так отношусь к своему, что могу отказаться от него, не испытывая горечи. Без сомнения, если бы его продолжить, то из него можно было бы сделать что-нибудь в духе Ричардсона… Задумок у меня было столько, что их хватило бы на полдюжины томов… Конечно, я откладываю любой сюжет вроде этого прелестного наброска с большим сожалением. Весьма назидательно и выгодно создать целый мир из своих фантазий и населить его жителями, каждый из которых – безродный Мелхиседек, имеющий вместо отца и матери лишь свое воображение… Мне жаль, что меня не было на свете пятьдесят-шестьдесят лет назад, когда «Дамский журнал»[84]
процветал, как вечнозеленый лавр. Кабы так, не сомневаюсь, что мое стремление к литературной славе получило бы должную поддержку, и мне бы выпало удовольствие ввести господ Перси и Веста в лучшее общество, занося их присказки и дела в две колонки плотного текста… Помнится, еще ребенком мне удавалось добираться до старинных томов и читать их украдкой с несказанным удовольствием. Вы правильно описываете терпеливых Гризельд того времени. Моя тетя была одной из них, и до сего дня она считает, что рассказы, публикуемые в «Дамском журнале», бесконечно превосходят всю бездарную современную беллетристику. И я тоже так думаю, ведь в детстве мне случалось читать его, а дети обладают удивительной способностью к восхищению, но почти не умеют мыслить критически… Мне приятно, что Вы никак не можете решить, кто я – клерк из адвокатской конторы или же белошвейка, увлекающаяся чтением романов. Я не собираюсь помогать Вам в установлении истины, а что касается моего почерка или дамских черт моего стиля и образности, Вам не стоит выводить из этого никаких далекоидущих заключений – ведь можно было бы воспользоваться услугами личного секретаря. Ну а если серьезно, сэр, то позвольте выразить Вам признательность за доброе и чистосердечное письмо. Меня весьма удивляет, что Вы заметили и снизошли до чтения рассказика анонимного автора, который даже не удосужился сообщить Вам, мужчина он или женщина, и означает ли «Ш.Т.» Шарль Тиммс или Шарлотта Томкинс».В письме, из которого приведен этот отрывок, можно отметить две или три вещи. Первое – это инициалы, которыми она, очевидно, подписала предыдущее послание, о котором здесь и упоминает. В этот период в менее формальной переписке она иногда называет себя «Шарль Тандер», используя в качестве псевдонима свое христианское имя и значение своей греческой фамилии[85]
. Другая особенность – это налет наигранного остроумия, очень сильно отличающегося от простого, женского, достойного письма, которое она написала Саути три года назад, почти при аналогичных обстоятельствах. Мне представляется, что для этого есть две причины. Отвечая на ее первое письмо, Саути взывал к ее разуму, убеждая ее задуматься о том, является ли литература лучшей стезей для женщины. Но человек, к которому она адресовала данное письмо, видимо, ограничился исключительно критикой литературных аспектов, кроме того, неуверенность ее корреспондента в том, мужчина она или женщина, подстрекало ее чувство юмора. Ей очень хотелось заставить его думать о себе как о мужчине, поэтому она позволила себе некоторую дерзость, видимо, свойственную стилю ее брата, – ведь она получала представления о поведении молодых мужчин именно от него, и эти представления (особенно о том, что касалось изысканности) вряд ли могли улучшиться от наблюдения за другими представителями сильного пола, с которыми она общалась, например, за приходскими священниками, изображенными ею впоследствии в «Шерли».