Жизнеописания трубадуров

Я видел одного папу – имя его называть не стану[232], – который достиг папского достоинства, происходя из низов. До этого он никогда никому не служил, как никогда и ему не служили. Возвысившись, он продолжал окружать себя людьми столь же простыми, как и он сам, которые, живя по-мужицки, так же ходили и за ним. Однажды я встретил его шагающим взад и вперед по покою с ломтем хлеба в руке, который он то и дело откусывал, причем один из слуг шел за ним с кувшином вина, давая ему из него отпивать, и папа восклицал, что это самые вкусные на свете питье и еда, как сказала ему его мать... Этот папа часто говорил своим приближенным: "Если бы не ради вас, я не хотел бы быть папою". Они задавали ему вопрос: "Почему?" Он отвечал: "Мне настолько опостылело распоряжаться, что я был бы намного счастливее, если бы делал все самолично"...

– Вышеназванный сеньор Раймон Анжуйский назвал увечными тех, кого постоянно понукают к работе рукой, ногой или какой-нибудь другой частью тела, показывая тем самым, что они увечны, если и не как пораженные болезнью, то, по меньшей мере, вследствие уподобления таковым.

Как лучше всего поступать, когда ты полагаешь, что кто-нибудь обижает тебя или что он не по праву главенствует над тобой, или имеет место нечто похожее? Эти слова (не помню, кем они были сказаны) или подобные им сеньор Раймон Анжуйский вносит в некую строфу вне своей книги, обращенную к одному рыцарю.

Сеньор Раймон Анжуйский говорит, что нерушимость привычек полезна для всякого человека. Ведь немногие, по его словам, стойки в принятых ими решениях, если им не придает силы страх, как бы они не покрыли себя позором, отступившись от них. По поводу этого высказывания сеньора Раймона я обнаружил у сеньора Уголина де Форкалькьера примечание на провансальском языке. Этот сеньор Раймон среди прочих своих привычек неуклонно придерживался такой. Когда ему предстояло свершить какое-нибудь полезное и почетное дело, которое, как он знал, могло оказаться затруднительным и требующим немалых усилий, он призывал к себе множество близких ему людей и говорил им нижеследующее: "Сеньоры, я твердо решил, не спросясь совета у вас, предпринять такое-то дело; ведь я знаю, что, поскольку оно полезно, а также почетно, вы не посоветуете мне от него отказаться". Те, порою, не входя в обсуждение, одобрительно отзывались о его замысле, порою, впрочем, ему говорили: "Это дело похвальное, но оно сопряжено с огромными трудностями". Тогда он им отвечал: "Для человека, чего-либо желающего, не бывает ничего трудного, и то, что почетно, не всегда легко достижимо. Итак, с помощью Господа сделаем все, что сможем; а если нас постигнет неудача из-за невозможности добиться поставленной цели, нам не в чем будет себя упрекнуть". Однажды племянник его Раймонет отвел сеньора Раймона в сторону и сказал ему так: "Отец и сеньор, я обращаюсь к вам не для того, чтобы вас поучать, а для того, чтобы вы научили меня уму-разуму. Не лучше ли было бы хранить ваш замысел в тайне, чтобы, если дело окажется невыполнимым, осталось неизвестным, что вы брались за него, чем разглашать перед всеми намерение, коего зачастую вообще невозможно достигнуть, тем более, что вы ни от кого не требуете совета". Сеньор Раймон ответил: "На это скажу тебе, что я – человек, как и все, и, хотя меня почитают стойким, все же, сталкиваясь с чем-то трудным и требующим немалых усилий, человеческая податливость легко отступает, когда ее ничто не поддерживает; посему хорошо скрывать задуманное за щитом опасения, как бы не опозориться, дабы возникающее порой низменное желание отступиться от начатого пропадало при виде щита этого рода; если мы этим оградим себя от такого низменного желания, то говорить наперед своим близким о замысле, который, приложив все силы, ты вслед за тем выполнишь, для тебя только честь..."

– У некоего Короля-юноши, сына короля Англии, которого так называли при жизни его отца, как-то спросили, существует ли для человека что-либо более постыдное, чем выпрашивать благодеяние, если этому не предшествовали заслуги, ответил: "Существует: отказывать в благодеянии"[233].

Провансалец Гираут де Борнель сказал на своем языке: "Источник всей моей щедрости, уступчивости и доблести – любовь". С ним согласны сеньор Гвидо Гвиницелли из Болоньи и Пейре Раймон, провансалец. Гильем Адемар, провансалец, сказал одному юноше, который спросил у него, как стать доблестным: "Как стать доблестным мужем? Люби, и достигнешь совершенства, потому что, дабы понравиться той, кого любишь, ты будешь всем служить и угождать, чтобы слух ее преисполнился твоею славой"...

С этим согласно и то, что сказал провансалец эн Адемар де Роккафита: "Любовь заставляет быть добропорядочным, ибо своих рабов она делает скромными, доблестными в бою, благочестивыми, щедрыми, сдержанными и терпеливыми, внимательными к нижестоящим, дающими отпор вышестоящим, неколебимыми в добродетелях и постоянно помышляющими о том, как бы возвыситься"...

Эн Юк Брюнет[234], провансалец, говорит на своем языке, который я оставляю без изменений: