Жизнеописания трубадуров

Амор есть дух, влюбленный в красоту,
Из ока в око скачет, а засим
Бросается одним прыжком большим
Из ока в душу, из души в пяту.[235]

И ниже:

Он силой властною непобедим,
Ей предпочтя надежду и мечту.

А провансалец эн Аймерик де Пегильян говорит на своем языке: "В старости любовь меня молодила, а молодость, которую она мне принесла, в юности меня старила"[236].

Провансалец Монах Монтаудонский говорит: "Я следую, Любовь, за тобою скорее ради того, чтобы ты отвращала меня от пороков и вела прелестной тропой к добродетелям, нежели затем, чтобы восхитить с твоею помощью славу". Это его высказывание я обнаружил вместе с другими, столь же прекрасными, в начале этой на провансальском языке написанной книги, в которой наличен раздел, именуемый "Цветы изречений знаменитых провансальцев".

К вышесказанному примыкают и слова провансальца Гаусельма Файдита, сказавшего: "Сердце мое, и я сам, и лучшие песни мои, и все хорошее и прекрасное, что я умею сказать и свершить, я получил и узнал от вас, моя повелительница,

Кому ничем не смею я явить,
Ни показать, ни песнею открыть
Свою любовь, томление и боль"[237]

.

Те же, о ком говорится в параграфе, притворяются, будто любят, но они ненавидят и любят ради самих себя, а не ради возлюбленной, и сеньор Гвидо Гвиницелли, брат Гвиттоне из Ареццо и провансалец Арнаут из Марейля[238], сурово таких порицают, в чем ты легко убедишься, заглянув в сочинения названных...

Вышеупомянутый Монах Монтаудонский сказал: "Кто мне докажет, что непозволительно любить госпожу, как любят верного друга? Если я люблю друга ради себя самого, то я его не люблю; если – ради него, то люблю; если ради себя и него, то люблю; если ради себя, но в ущерб ему, я его ненавижу". – "Я буду любить мою повелительницу ради себя самого, дабы, сторонясь пороков, лепясь к добродетелям и ведя жизнь мою безмятежно и весело, тешить себя упованием, что я ей понравлюсь; я буду ее любить также ради нее, дабы почтить и возвеличить имя ее и добрую славу о ней и оберегать ее честь как честь моего друга. А если по свойственной человеку слабости во мне запылает, может статься, неудержимое вожделение, я его подавлю силой любви, поскольку большая добродетель желать и в себе усмирять желание, чем его не испытывать вовсе и потому не обуздывать"...

Здесь полезно привести то, что сказала госпожа Лиза, отвечая сеньору Филиппу Английскому. Тот как-то ее спросил: "Почему вы любите стольких рыцарей, почему вручаете венки стольким юношам?" Он задал ей этот вопрос, так как казалось, что она хочет нравиться всякому знатному человеку. Она ответила ему так: "Я люблю их всех вместе, как могла бы, пожалуй, любить одного, и я люблю одного, чтобы любить себя еще больше". Тогда ее собеседник снова спросил: "Ради чего же я носил столько копий в груди? И ради чего уповаю на благоволение ваше?" Она ответила: "Если любишь, уповай быть любимым; если не любишь, предвидь, что будешь наказан". Он на это сказал: "Люблю". А она ответила: "Если ты и вправду чувствуешь, что любишь меня, значит ты добился награды; ведь я люблю тебя с тем, чтобы быть любимой тобою взаимно"...

Графине де Диа принадлежат слова, подкрепляющие предшествующее: "Всякая дама, даже самая благонравная, вправе любить, если любит". Полагаю, что она хорошо понимала и различия, о которых упоминается выше; в противном случае, она не сказала бы этого...

– Что касается проявления целомудрия, то да будет тебе известно, что сеньор Иоанн де Брансильва, на которого я часто ссылаюсь, никогда не посещал ни общественных бань, ни купален, ни прочего в том же роде, но, соблюдая опрятность, мылся иногда в одиночестве в бане у себя на дому. Можно прочесть и о том, что жена его после кончины мужа, превознося его похвалами, сказала, что она видела лишь его шею, руки, лицо и изредка ноги.

– Предшествующие параграфы подкрепляют сказанное Фолькетом Марсельским:

Ей-ей, Амор, известно, что Смиренье,
Главу клоня, лишь боле возрастет,
А Гордость в пропасть с высоты падет.
Я радуюсь, а Вам грозит мученье.
Вы предо мной гордились столь нескромно,
Что песнь смиренная не тронет Вас.
Но Гордость струшится. Я зрел не раз,
Как ясный день сменялся ночью темной[239]

.