Жонглёр

– Тогда решено – мы вместе с вами! – Леонид глянул на Франсуа, тот согласно кивнул. Растроганный князь крепко прижал их к своей широкой груди. В глубине души он явно желал подобного исхода.

– Мы организуем ваших воинов и вместе дадим отпор. Нас ждёт победа!

Франсуа согласно кивнул, но это вышло так комично, что Леонид с трудом удержался от смеха.

Толстяк почесал сморщенный нос и, наверное, слово «победа», уверено произнесённое Фирсановым, убедило его, и он с лёгким сердцем согласился. Хоть кто-то снял с него часть проблем. Леонид и Франсуа немедленно стали чертить план обороны деревни прямо на земляном полу «дворца», тщательно аргументируя детали. Пытливый ум князя вникал в тонкости, в особо остроумных местах он ударял себя по животу, запрокидывал голову и громоподобно смеялся.

Вечером стали поступать первые сведения от лазутчиков.

Враг шёл единой колонной, отвлекаясь на грабежи встречающихся опустевших деревушек. Наступающих душила жадность, каждый участник похода стремился обязательно проникнуть в захваченную деревню в надежде хоть чем-нибудь поживиться. Так что в запасе у защитников были сутки, повезёт – двое. Надо это время использовать максимально.

Март 1902 года. Окрестности Питерсбурга

– Будет тебе, Соня, будет, – гладил Изъединову по макушке Николай Иванович. – Я что-то не пойму, ты отчего плачешь: то ли уезжать не хочешь, то ли радуешься, что скоро дома будешь?

– Нет! – судорожно, как ребёнок, хватая воздух, ответила девушка.

– Нет – уезжать, или нет – остаться? – стал допытываться ценящий всякую логику Эбергарт.

– Ты как невеста перед выходом к жениху: и замуж хочется, и в девках ещё не насиделась!

Наверное, все и так знали, что я сохну по корреспонденту. Ну и пусть! Сейчас сердце рвётся на кусочки. И плачет она о нём, а не по нему. Соскучилась! Канул в плен, как в омут. Но жив он! Господь милостив, он останется жив и найдёт её. Обещал же он ей, а такие, как он, обещаний не нарушают.

Не пересказать чехарду мыслей в голове у измученной влюблённой сестры милосердия.

– А что касается вашего корреспондентика, видел я тут, как он упражнялся. Так у меня, у бывалого медика и здорового человека, волосы на голове дыбом встали, – вставил свои пять копеек в разговор Эбергарт. – Как он суставы свои насиловал, это уму непостижимо! Хотя, может быть, такими упражнениями можно добиться подобной подвижности и гибкости. Не знаю.

– Не исключайте индивидуальные особенности! – по привычке принялся оппонировать коллеге Кусков.

– И такое тоже может быть, – меланхолически заметил Александр Карлович. – Лично у меня сложилось впечатление, хотя с научной точки зрения это полный бред, что у парня на теле какая-то прямо броня или кольчуга. И он просто заговорённый. Пуля боится, и штык не берёт.

– А это, голубчик, в корне же противоречит современным научным взглядам, – подхватил пухляк.

– Много вы оба знаете! – взвилась Софья. – Жив он, и точка!

– Да разве мы против, голубушка, мы только за. Подтвердите, коллега, – растерялся от напора Николай Иванович.

– Несомненно, – протянул Эбергарт и затянулся папироской, или, как он любил произносить немного в нос, – пахитоской.

Глядя на этого высокого, всегда подтянутого, немного щеголеватого доктора, никто не смог бы предположить, что единожды опалённый военными действиями, он всё время стремился заглушить возникшее в первый же день на передовой, вечно грызущее чувство опасности. Если он долгое время его не испытывал, то его начинало выворачивать и крутить, как наркомана во время абстинентного синдрома. Он постоянно жадно искал в повседневной жизни возможности как-то утолить адреналиновый голод. И пускался в такие переделки, что у обывателей челюсти отвисали. То с другом затеет скачки на норовистом скакуне по льду замёрзшей реки, то примет участие в экспедиции, разыскивающей за Уралом непонятное существо, уважительно именуемого местными жителями «хозяин». Малые народности в один голос звали его «йети».

Теперь он подспудно понимал, что на родине снова вынужденно займётся поискам острых ощущений. Может, полетает на воздушных шарах, газеты пестрят о полётах по всех России. Или отыщет ещё нечто подобное. До следующей войны. Только в это время возникало приятное и устойчивое ощущение в собственной необходимости. Иногда он жалел, что не пошёл в кадровые офицеры, а выбрал медицину.

Если забав долго не случалось, то доставался стерилизатор, кипятился персональный шприц и в ход шёл какой-нибудь дурман. Но только в самом крайнем случае и очень редко.

Начавшийся ещё в студенчестве постоянный поиск правды, плавно перерос в потребность помогать обездоленным, чтобы хоть как-то изменить расклад сил в пользу добра. Это Эбергарт почему-то тщательно скрывал ото всех. Ему казалось это слишком сентиментальным. Задушевных друзей у него не было, а коллегам и приятелям знать не положено.