Жонглёр

– Удачно сел, прямо в центр глютеус максимус[29], был бы ближе к… – врач неожиданно замялся, подбирая не шокирующие слух впечатлительного пациента слова, – центру корня спины, проблем было бы больше. Но вы, больной, поступили верно. Вовремя пришли. Что в любом воспалительном процессе самое главное?

– Не знаю, – признался Фирсанов.

– Вовремя его иссечь! Тщательно мойте руки, особенно под ногтями. Антисанитария – источник любой заразы. Особенно в этом климате. Проморгал – и медицина уже не поможет.

– И что в таком случае делать?

– Звать плотника! – хохотнув, цинично пошутил хирург. – Голубушка, а вот теперь обработайте бриллиантовым зелёным оба места. А будет орать, можете подуть, если хотите, – губы Кускова едва тронула кривая улыбка, – но не сильно, иначе внесёте инфекцию.

И мурлыча себе поднос какой-то бравурный марш, хирург удалился. Фирсанову показалось, что он неприкрыто хохотал во всё горло. Изъединова рану обработала внизу, Фирсанов завозился на столе, пытаясь встать. Тут взгляды их пересеклись. Софья прыснула в ладошки, а Леонид, закидывая голову, засмеялся в голос.

– Очень романтичным выдалось свидание, – вытирая слезы, сказал корреспондент. – Осталось только начать доказывать, что я не пишу стихи хореем или ямбом.

– Так пишите?

– Бог миловал.

– Наклоните голову.

Фирсанов тихо млел от прикосновений Софьи. А руки своевольно прихватили притёртую пробку от склянки, тонкие пальцы стали без дела её крутить. И вдруг она… ожила. Сначала пересчитала все ложбинки между сомкнутыми пальцами, потом исчезла и стала возникать там, где ей «хотелось». Закончив, Леонид вернул крышечку в горлышко флакона.

– Ой! Как весело! – захлопала в ладоши у него за спиной Изъединова. – А вы со всем так можете?

На следующие пятнадцать минут госпитальная палатка совершенно неожиданно превратилась в «цирк-шапито», где случился сеанс бытовой престидижитации, который единственный раз, «проездом из Индии», давал «всемирно известный маг и чародей Лео Фирс»! Носовой платок исчезал и пропадал, завязывался в немыслимые узлы, бумажка рвалась на мелкие кусочки и вновь возникала целой, мелкие монетки исчезали, лишь он проводил ладонью над ними. В конце представления он извлёк из кармана купюру южноафриканского фунта, тщательно её сложил в маленький квадратик и тут же развернул, но уже российский рубль.

– Это мошенничество! – изумилась сестра милосердия.

– Только ловкость рук. Меня Лёней зовут, – сказал Фирсанов, окончив представление.

– А я знаю. А я Соня, – и она так лучезарно улыбнулась, что в глазах у Фирсанова даже заплясали солнечные зайчики.

– Будем знакомы.

– Будем. А вы покажете что-нибудь ещё?

– С удовольствием, но не здесь и не сейчас. Вы освободитесь, и я вас найду.

– Точно?

– Точно! – широко улыбаясь, заверил девушку Леонид. – Соня, нетактичный вопрос позволите?

Девушка немного напряглась, но у Леонида были такие чистые, честные и светлые глаза, что она молча кивнула.

– Вот куча мужчин приехала на край света, подчиняясь каждый своей завиральной идее. Но мужчины – на то и мужчины, чтобы мотаться по свету, где-то что-то делая, где-то во что-то влипая. Кто-то совершая подвиги, кто-то – жуткие преступления, а кто-то – просто набивая мошну. А вы – такая тонкая, хрупкая, красивая, зачем сюда поехали? Обогатиться хотите или жениха таким необычным образом ищите?

– Во-первых, только здесь я быстро стану хорошей операционной сестрой. Как бы цинично это не звучало, но война – отличная школа для медиков.

– И не для медиков тоже, – без подвоха заметил корреспондент.

– Дома это растянулось бы на годы. Во-вторых, хотелось сбежать из-под опеки. Там, – девушка вскользь махнула в сторону, – родители ежедневно ждали бы, когда же я, наконец, осчастливлю всех и выйду замуж. Выбирали, какую мне составить партию, особо рьяно этим занялся бы мой отчим. Видимо, я у него на самом деле – камень на шее. Вроде бы неплохой человек, но слишком сильно занят собой. Даже собственные дети ему мешают. Много кричат. Возникший благодаря стараниям родителей муж косился бы: отчего это я хочу работать? И ему не объяснить, что это не каприз сумасбродки, просто я – не хочу ни от кого зависеть! Угодливо смотреть в чьи-то глаза. Терпеть нелюбимого рядом, а позже – ни в грош его не ставить. Ужасный ужас! – ни с того ни с сего разоткровенничалась Изъединова. – Здесь трудно, но зато свобода.

– Безрадостная картина.

– Безрадостная, но верная и привычная.

– Верная и привычная?! – опешил Леонид.

– Да. Мужчины же как дети. За ними вечно нужен присмотр. Особенно, когда у них что-то болит. Так что я здесь.

– Значит, вы сюда приехали повышать мастерство и присматривать за мужчинами?

– Повышать мастерство – первая половина. Про мужчин – так – наблюдение.

– А вторая половина?

– Честно?

– Честно!

– Хотелось увидеть живых жирафов.

– Удивительно. Ради жирафов ехать за тысячи вёрст на край земли, рисковать жизнью…

– По крайней мере, это гораздо приятней, чем слушать глупую трескотню замужних подружек и терпеть глупые ухаживания чванливых молодых людей. Ой, погодите, я совсем забыла! Посидите, я сейчас.