Жонглёр

Не дав Леониду возразить, девушка исчезла. Леонид закрыл глаза и подставил лицо целой стайке солнечных зайчиков, которые весело и упорно соскальзывали сквозь кроны деревьев в окно палатки. За брезентовой «стенкой», шепча: «Ещё пару шагов», кто-то грузно прошёл.

Вернулась Софья. Леонид открыл глаза. Сияющая девушка накинула ему на шею белый шёлковый шарф.

– Да что вы? Зачем вы? – застеснялся и засуетился Фирсанов.

– Так ведь доктор прописал! А у меня лежал без дела, – улыбаясь, сказала Изъединова.

– Или слова о «чванливых молодых людях» натолкнули? – стал допытываться то ли Леонид, то ли корреспондент Фирсанов «Невского экспресса».

– Сестра! – раздался зычный рёв Николая Ивановича из глубины палаток.

– Ой! Сейчас всыплет. – И она растаяла, как мимолётное видение.

– Тогда до вечера, – уже в пустоту сказал Фирсанов.

– Ну, привет, филёр! – кто-то шутливо обратился к Леониду.

Он обернулся. Перед ним стоял парень, который когда-то агитировал народ у посольства Нидерландов. На этот раз он был в стандартной одежде бурского ополченца: холщовые брюки, такая же куртка, патронташ через плечо, по бурской моде, и широкополая шляпа. Завершала картину новенькая винтовка Маузера. Агитатор посчитал, что их прошлая встреча даёт право перейти на «ты».

– Табачком не богат?

– Увы, – развёл руки и обезоруживающее улыбнулся Фирсанов.

– А я так очень удивился, увидев тебя здесь. В Петербурге за шпиона охранки принял. С кем воюешь?

– Я не воюю. Я корреспондент «Невского экспресса».

– Фирсанов?

– Да, – удивился осведомлённости собеседника Леонид.

– Почитываем тебя, веселимся.

– Чему?

– Да уж больно романтично у тебя всё происходит, – сплюнув себе под ноги, сказал Владимир. – Красиво, но далеко от правды. Не дай бог, кто-нибудь из молодых дурачков клюнет. Крови не оберёшься.

– А ты старый и умный? – тоже на «ты» перешёл журналист.

– Ну что-то вроде того.

– А чего же тогда здесь?

– Нашего ранило, я его и в лазарет определил.

– Я в глобальном масштабе.

– Масштабно мыслим… Ну-ну. Надо было, вот и приехал, – резко ответил бывший художник, хотя сам затеял разговор. – А что, теперь прописывать меня станешь?

– А зачем? Мне ты всё равно не веришь. Говоришь не то, что думаешь. Рисуешься, хочешь казаться более опытным и значимым, чем ты есть на самом деле. А если приехал за горсткой алмазов, так вообще – примитивный хапуга.

– Это ещё почему?

– Есть такая неистребимая порода людей, которая, вечно потея, считает чужие деньги в чужих карманах, всё на них меряет и никак не намеряется. Всегда завидуют соседу. И сахар у того слаще, и каша наваристей, и дым из трубы жирней. Зависть всегда в обнимку с жадностью ходит. Раз я не могу сделать так же, то он – подлец и негодяй! – распалялся Леонид. – Вместо того, чтобы научиться делать так же – надо у него всё отобрать себе! Себе. Себе! Так проще. Вернее – примитивнее! Но к гробу карманы не приделаешь и в могилу с собой злато с серебром не утащишь! Эти чувства всегда толкают людей на подлость и низость. И никогда – на победу. Победа – это всегда торжество духа! А какое торжество, если отобрал у слабого и залёг, трясясь как осиновый лист, за печку? Или забился, как таракан, в щель? Куцее. Меньше ногтя на мизинце.

– С чего это вдруг?

– Знаешь, как ловят местные мартышек?

– Нет.

– Узкогорлый кувшин и горсть орехов на дне. Та запускает руку, сжимает кулачок, а рука уже не выходит. Ей бы бросить и сбежать. Так нет, орёт, верещит, но кулак не разжимает. Тут-то её и накрывают.

– Но победа она везде победа.

– Победа – да. А грабёж всегда остаётся грабежом и никогда победой не станет. Татаро-монголы выиграли битву при Калке, но на Куликовом хорошо получили. А позже Русь иго и вовсе скинула. И Наполеон при Бородино получил по сусалам. По сусалам! Захват чужого рано или поздно оборачивается поражением.

– Подловил.