Внешне Рогир оставался спокоен и не суетлив. На самом деле он держался очень хорошо, в отличие от многих других родителей. Ну, за исключением того момента, когда Лассен вскрикнул от острой боли, пронзившей низ живота. Рогир тогда по-настоящему запаниковал, и только строгий выговор Эйрина привел его в чувство.
Тот одним мысленным касанием сразу же устранил дискомфорт, но не стал полностью избавлять Лассена от боли, так как отец должен оставаться в полном сознании, чтобы помочь младенцу выбраться из открывающегося родильного шва. Иначе целитель будет вынужден извлечь плод прямо из матки, что способствует проникновению инфекции и непреднамеренно наносит внутренние повреждения, многие из которых часто приводят к тяжелым осложнениям, иногда даже к фатальному исходу.
Хуже всего Лассену пришлось, когда брюшные мышцы выталкивали ребенка через шов. От неимоверных страданий хотелось плакать. Но благодаря придающей уверенность крепкой ладони Рогира на его руке и ободряющему бормотанию Даэля, он выдержал испытание. А потом раздался первый крик, возвестивший о приходе новой жизни, сладкой музыкой звучащий в ушах. Эйрин осторожно соединил края раны, чтобы та начала заживать, и боль притупилась.
После того как целитель стянул Лассену живот тонкими хлопковыми бинтами, стало вообще терпимо. Но все равно Эйрин посоветовал не вставать с постели по крайней мере неделю и ничем не утруждаться, кроме посещения ночного горшка. Даже незначительная физическая нагрузка могла замедлить выздоровление.
Измученный Лассен словно сквозь туман смотрел, как Рогир держит их сына, лежащего в натальной оболочке, точно в раковине. Напоминающая половинку вареного яичного белка, та оказалась в два раза больше сложенных чашечкой ладоней Рогира. Обмытая от крови и родильной жидкости, ее темно-бежевая матовая поверхность была изрисованной сетью тонких синеватых, похожих на вены, прожилок.
Рогир опустил драгоценную оболочку, чтобы дать рассмотреть Лассену. Дыхание перехватило, когда он различил в центре этой колыбельки крошечного младенца, от животика к поверхности раковины тянулась слабо пульсирующая бледная пуповина. Лассен раньше никогда не видел только что появившегося на свет новорожденного. По обычаю до разрушения оболочки младенцев никому не показывали, за исключением членов семьи.
Несмотря на свой миниатюрный размер, ребенок был полностью сформирован и совершенно здоров, если судить по тому, как он энергично шевелил ручками и ножками. Пока ребенок не сможет сосать грудь, оболочка должна защитить и обеспечить ему питание. После чего вместе с пуповиной высохнет и естественным образом распадется. Лассен отметил шелковистый темный пушок на головке сына, такого же оттенка, что и роскошные локоны Рогира. Веки малыша чуть трепетали, и он мельком увидел серо-голубые глаза. Милосердный Верес… Если у кого-нибудь и оставались сомнения в том, кто зачал это дитя, то теперь они бесследно рассеялись.
— Долго еще? — спросил Лассен, трогая оболочку, гладкую и теплую, плотную на ощупь, но эластичную.
— Две недели, плюс-минус, — ответил Эйрен. — Он быстро вырастет и скоро будет в три раза больше, чем сейчас. А как только оболочка лопнет, сразу потребует эстры.
— Я смогу его выкормить?
— Конечно. Почему бы и нет?
Через силу улыбнувшись, Лассен посмотрел на Рогира:
— Он просто вылитый ты.
Рогир улыбнулся в ответ:
— Цветом волос — да. Но и твоё ему тоже кое-что досталось. — Полюбовавшись сыном, он взглянул на возлюбленного. — Красотой точно в тебя пойдет.
Лассен хмыкнул:
— Ты явно преувеличиваешь, осмелюсь сказать.
Усталость взяла верх, и он закрыл глаза, изнуренный, но бесконечно довольный.
* * * *
Все оставшееся утро и часть дня Лассен проспал, пропустив обед. Впрочем, аппетита у него все равно не было. Он едва справился с маленькой миской бульона, которым Митр напоил его вечером, и съел кусочек поджаренного хлеба. Но длительный сон пошел ему на пользу, сняв послеродовую усталость. Шов уже закрылся, хотя оставался по-прежнему немного воспаленным и мокроватым. Он еще долго не исчезнет.
Лассен впервые взял на руки своего сына, усмехнувшись, провел пальцем по крошечному подбородку; малютка заворковал и мило забулькал. Не верилось, что всего за пару недель этот кроха станет достаточно большим и сильным, чтобы громко сообщать целому миру о том, что он голоден, хочет пить или просит сменить пеленки.
Лассен поднял взгляд. Рогир, войдя, сел рядом. Почувствовав его надежное объятие, он откинулся любимому на грудь и прошептал:
— Как мы его назовем?
Тот с обожанием посмотрел на ребенка и улыбнулся:
— Как пожелаешь.
Лассен свел брови и возразил:
— Но он же твой наследник. Разве ты не должен наречь его фамильным именем твоего дома?
— А разве мы теперь не одна семья? Это твоя привилегия, Лас, как адды.
Складка между бровей разгладилась, взгляд просветлел:
— Тогда я хотел бы назвать его в честь моего
— Вайрон Эссендри… — повторил Рогир. — Имя, достойное будущего ардана. Ты, наверное, обожал своего опу.
Лассен кивнул: