ЖЗЛ-Лев Толстой. Свободный человек

Начало самостоятельного пути Толстого и его твор­чества (в старости он будет считать дневник главным произведением своей жизни) совпадает с самой по­стыдной болезнью, которой может заболеть восемнадцати­летний юноша. Он заразился гонореей от казанской про­ститутки. Но при этом «почти доволен собой». Постыдная болезнь не угнетает его, но обращается в духовную поль­зу. Это прекрасный повод, чтобы задуматься над жизнью и поставить перед собой вопрос: «Кто ты?» Сами условия клиники благоприятствуют этому. «Здесь я совершенно один, мне никто не мешает, здесь у меня нет услуги, мне никто не помогает — следовательно, на рассудок и память ничто постороннее не имеет влияния, и деятельность моя необходимо должна развиваться».

Но о какой «деятельности» может идти речь во вре­мя стационарного лечения гонореи? В этом-то и весь фо­кус! С первой же дневниковой записи Толстой разделяет де­ятельность внешнюю и внутреннюю, отдавая предпочтение, конечно, второй. По его мнению, только предоставленный самому себе человек, в каком бы физическом и моральном состоянии он ни находился, способен жить подлинной жиз­нью. В этом главное условие человеческой свободы.

«Оставь действовать разум, он укажет тебе на твое на­значение, он даст тебе правила, с которыми смело иди в общество. Всё, что сообразно с первенствующею способ­ностью человека — разумом, будет сообразно со всем, что существует; разум отдельного человека есть часть всего су­ществующего, а часть не может расстроить порядок целого. Целое же может убить часть».

Но кто он? Недоучившийся студент, «пустяшный ма­лый». Весь сотканный из посторонних влияний. Подража­ющий то Николеньке, то Сереже, то Мите. И уже тронутый тем, что он метко называет в первой дневниковой записи «ранним развратом души». И вот этим состоянием он «до­волен». Потому что именно с этой точки открывается под­линная, а не вымышленная перспектива жизни.

Надо только остаться наедине с самим собой...

Спустя два месяца, в Ясной Поляне, он сформулирует главный принцип, согласно которому будет строить свою жизнь. «Дойду ли я когда-нибудь до того, чтобы не зависеть ни от каких посторонних обстоятельств? По моему мне­нию, это есть огромное совершенство; ибо в человеке, ко­торый не зависит ни от какого постороннего влияния, дух необходимо по своей потребности превзойдет материю, и тогда человек достигнет своего назначения».

Но до этого ему еще очень далеко.

А пока он становится помещиком.

В обывательском представлении существует расхожий образ Толстого — богатого помещика. Дескать, именно по­ложение богатого помещика давало ему возможность жить независимо и писать что вздумается. Этот взгляд во многом спровоцировал сам Толстой, который после пережитого им «духовного переворота» испытывал мучительный стыд за свою «роскошную жизнь» в соседстве с крестьянской ни­щетой. В этом свете и знаменитое толстовское «опроще­ние», попытка «слияния с народом» многим видится своего рода барской прихотью. Вольно ему было пахать и косить, когда в его распоряжении были барский дом со слугами и лакеями, письменный стол с библиотекой и два рояля для услаждения музыкального слуха...

На самом деле опыт Толстого-помещика с самого нача­ла оказался плачевным. Об этом в начале пятидесятых годов он написал два автобиографических произведения — «Утро помещика» и незаконченный «Роман русского помещика». Из этих вещей с очевидностью следует, что ни по своему характеру, ни по условиям экономической жизни того вре­мени молодой Толстой не мог состояться как помещик.

Он отправился в деревню с намерением «сделать, сколь­ко возможно, своих крестьян счастливыми». Герой «Ут­ра помещика» девятнадцатилетний князь Нехлюдов перед тем, как бросить университет и посвятить себя сельской жизни, пишет своей тетушке (ее прототипом была Т. А. Ёр- гольская):

«Милая тетушка.

Я принял решение, от которого должна зависеть участь всей моей жизни. Я выхожу из университета, чтоб посвятить себя жизни в деревне, потому что чувст­вую, что рожден для нее. Ради Бога, милая тетушка, не смейтесь надо мной. Вы скажете, что я молод; может быть, точно я еще ребенок, но это не мешает мне чувст­вовать свое призвание, желать делать добро и любить его».

В ответе тетушки, написанном по-французски (именно так писала любимому племяннику Татьяна Александров­на), указывается на три ошибки, которые совершает Не­хлюдов:

«Ты говоришь, что чувствуешь призвание к деревен­ской жизни, что хочешь сделать счастие своих крестьян и что надеешься быть добрым хозяином. 1) Я должна сказать тебе, что мы чувствуем свое призвание только тогда, ког­да уж раз ошибемся в нем; 2) что легче сделать собственное счастие, чем счастие других, и 3) что для того, чтоб быть добрым хозяином, нужно быть холодным и строгим чело­веком, чем ты едва ли когда-нибудь будешь, хотя и стара­ешься притворяться таким».

Последняя ошибка была, пожалуй, самой главной. Мо­лодой Толстой только «притворялся» помещиком, играл чужую роль, думая, что играет свою.