ЖЗЛ-Лев Толстой. Свободный человек

Происходит то, чего с ним не случилось на Кавказе. Он испытывает патриотический подъем.

Причинами тому были и коварство Англии и Франции, вместе с турками высадившихся в Крыму, и череда пора­жений русской армии еще на Балканах из-за слабого ко­мандования и плохой технической оснащенности. Поч­ти во всех военных стычках русские теряли в разы больше солдат, чем их противники. Командный же состав русской армии, по мнению Толстого, страдал двумя главными не­достатками — «самоуверенностью и изнеженностью». И, наконец, третьей причиной были известия о жестокости турок на захваченных ими землях. Эти известия он получал еще на Кавказе, а по прибытии в Дунайскую армию лично убедился в этом. В письме, адресованном Т. А. Ёргольской, он пишет: «По мере того, как мы покидали болгарские се­ления, являлись турки и, кроме молодых женщин, которые годились в гарем, они уничтожали всех. Я ездил из лагеря в одну деревню за молоком и фруктами, так и там было выре­зано почти всё население».

Болгары целыми деревнями уходили вместе с русской армией, желая принять русское подданство, и это создава­ло серьезные трудности для отступавших войск. Командую­щий Дунайской армией князь Михаил Дмитриевич Горча­ков, которого Толстой глубоко уважал, в отличие от многих других командиров, и адъютантом которого мечтал стать, вынужден был «отказать тем, которые приходили послед­ними». Князь «предлагал им бросить телеги и скотину, обеспечивая им пропитание до прихода их в Россию, опла­чивал из собственных денег частные суда для их переправы, словом, делал, что мог, в помощь этим несчастным», — пи­шет Толстой своей тетушке.

Но и после того, что он видел на Кавказе и на Балканах, его продолжала привлекать красота войны. Он сообщает об этом тетушке из Бухареста даже с некоторым изумлением: «По правде сказать, странное удовольствие глядеть, как лю­ди друг друга убивают, а между тем и утром и вечером я со своей повозки целыми часами смотрел на это. И не я один. Зрелище было поистине замечательное, и, в особенности, ночью... В первую ночь, которую я провел в лагере, этот страшный шум разбудил и напугал меня; думая, что это на­падение, я поспешил велеть оседлать свою лошадь; но лю­ди, проведшие уже некоторое время в лагере, сказали мне, что беспокоиться нечего, что и канонада такая, и ружейная стрельба вещь обычная, прозванная в шутку "Аллах". Я лег, но не мог заснуть и стал забавляться тем, что, с часами в ру­ках, считал пушечные выстрелы; насчитал я 100 взрывов в минуту». Толстой хладнокровно замечает, что эта война по­хожа на «соревнование», «кто больше потратит пороха», а между тем «тысячами пушечных выстрелов было убито са­мое большее человек 30 с той и другой стороны».

То есть — мало! На тысячи выстрелов пришлось все­го 30 человеческих жизней. Толстой еще находится в пле­ну «статистического» взгляда на войну, где жизнь челове­ка может соизмеряться с количеством потраченного на ее уничтожение пороха.

Существует устойчивое представление, что «крымский период» Толстого отмечен прежде всего бурным подъемом патриотического чувства. Что Толстой в Крыму — это пат­риот России, певец русской армии и, наконец, просто от­важный боевой офицер. Что неприятие войны как проти­воестественного поведения людей приходит к нему позже, уже после «духовного переворота». Это и так, и не так. Во всяком случае, это крайне поверхностный взгляд на севас­топольского подпоручика Толстого.

Да, он был восхищен силой духа русских воинов! Тем, как они достойно погибают, переносят страдания и лише­ния. Об этом, находясь в Севастополе, он пишет очерк «Как умирают русские солдаты», где есть такие слова: «Велики судьбы славянского народа! Недаром дана ему эта спокой­ная сила души, эта великая простота и бессознательность силы!» Но этот очерк писался по кавказским воспоминани­ям. И писался специально для журнала, который Толстой, еще находясь в Дунайской армии в Кишиневе, задумал из­давать с несколькими офицерами, среди которых был, на­пример, капитан Аркадий Дмитриевич Столыпин — отец будущего государственного деятеля Петра Столыпина. Все­го же в группу издателей входило семь человек.