ЖЗЛ-Лев Толстой. Свободный человек

Никакого «нательного» Руссо в музейных собраниях Толстого мы не найдем. Зато и по сей день в Ясной Поля­не находятся 20 икон семьи Толстых. Из них пять прина­длежали лично Льву Николаевичу. Лишь после отречения Толстого от Церкви они были «сосланы» в комнату Софьи Андреевны. Одна из этих икон особенно важна.

Это даже не икона, а маленький образок Божией Ма­тери «Три Радости» — подарок Т. А. Ёргольской любимо­му племяннику. История его появления у Толстого не сов­сем ясна. Со слов Софьи Андреевны, он был подарен, когда Толстой отправлялся на Крымскую войну. Это напоминает сцену из «Войны и мира», когда княжна Марья уговаривает брата Андрея надеть образок, который носил на войне еще его дедушка. В это время князь Андрей — полный атеист, но ради сестры он соглашается.

Однако из переписки Ёргольской с племянником в пе­риод Кавказской войны мы узнаём, что еще в мае 1853 го­да она с оказией отправила ему образок «Трех Радостей». В сопроводительном письме она писала: «...я поручаю тебя Ее (Богородицы. — /7. Б.) святому покровительству, да бу­дет Она тебе в помощь во всех случаях жизни, пусть Она ру­ководит тобой, поддерживает тебя, охраняет и вернет нам живым и здоровым. Эту горячую молитву я обращаю к Ней денно и нощно за тебя, мое милое дитя, мой обожаемый Лёва».

Именно этот образок, а не портрет Руссо Толстой про­нес на себе через две войны. И ни пуля, ни сабля не трону­ли его.

Ёргольская была глубоко верующей женщиной. И церковные настроения княжны Марьи в «Войне и мире» списаны с нее (как и черные лучистые глаза), а не с мате­ри Толстого. Но главным прототипом княжны Марьи бы­ла, несомненно, мать, которую Толстой не знал, не помнил и, следовательно, вынужден был сочинять ее образ. Очень важно, в каком направлении автор «Войны и мира» идеа­лизировал его.

Неоспоримо также, что в начале духовного кризиса Тол­стой не только не отрекается от Церкви, а как раз приходит в нее. Толстой хватается за Церковь, как за спасительную соломинку в море своих сомнений и разочарований.

Двадцать второго июля 1877 года он впервые отправ­ляется в Оптину пустынь (если не считать посещения мо­настыря еще мальчиком, когда там хоронили тетушку Ос- тен-Сакен). Это совпадает с началом духовного кризиса. Несколько часов он беседует со знаменитым оптинским старцем Амвросием. О чем шла речь, мы не знаем. Мнения биографов на этот счет расходятся: В. А. Жданов считает, что речь шла о семейном конфликте. Н. Н. Гусев пишет, что никакого семейного конфликта в 1877 году не было. В тот год супруги с большой тревогой ожидали рождения ре­бенка (сына Андрея) после трех ранних детских смертей. К тому времени Толстой еще не был «еретиком», не написал ни одного из своих религиозных сочинений.

Из воспоминаний Софьи Андреевны мы знаем, что Толстой остался встречей «очень доволен, признав муд­рость старцев и духовную силу отца Амвросия...».

Вместе с Толстым в Оптину пустынь приехал Н. Н. Стра­хов. Затем (правда, это известно с чужих слов) он написал Толстому: «Отцы хвалят Вас необыкновенно, находят в Вас прекрасную душу. Они приравнивают Вас к Гоголю и вспо­минают, что тот был ужасно горд своим умом, а у Вас вовсе нет этой гордости...»

Гоголь бывал в Оптиной трижды. Но его горячее обра­щение к Церкви было, в сущности, предсмертным актом. Толстой же приезжает в пустынь в расцвете сил. Привлечь такого писателя, уже прослывшего «властителем дум», на свою сторону было, конечно, важно для Церкви. Речь здесь шла даже не о выгоде (хотя и этот момент мог присутство­вать), а о том, что раскол между обществом и Церковью ос­лаблял Россию, «раскачивал лодку» и стал одной из причин русской революции. Так или иначе, но Толстого в Оптиной приняли с радостью и надеждой, что после Гоголя к Церкви пришел еще один выдающийся русский писатель.

Что там было на самом деле, мы всё-таки в точности не знаем. В летописи скита Оптиной пустыни о первом посе­щении Толстого сказано всего несколько слов. Сам писатель в 1877 году дневник не вел. Но все косвенные свидетельст­ва подтверждают, что в начале своего кризиса Толстой был принят ласково в одном из самых духовно сильных монас­тырей России. И он оценил это. Ни о каком его конфликте с Русской православной церковью речь еще не шла.

Но вот показательный пример. Год спустя в Оптину пустынь впервые приезжает Ф. М. Достоевский. И его тоже сопровождает философ — еще молодой Владимир Соловь­ев. Незадолго до этого семью Достоевских постигло горе: их младший сын Алеша умер от эпилепсии, страшной бо­лезни, унаследованной от отца. Двое суток, проведенные в монастыре, и встречи со старцем Амвросием оставили у Достоевского неизгладимое впечатление.