ЖЗЛ-Лев Толстой. Свободный человек

До духовного переворота Толстой не выступал про­тивником денег и частной собственности. Больше того, он был стяжателем, стремясь приумножить состояние и сделать свою семью богатой. Конечно, не в этом он ви­дел свое главное назначение. Но это была важная составля­ющая семейного проекта. Даже писательскую деятельность он понимал в том числе и как средство для зарабатывания денег. Толстой торговался с Некрасовым по поводу гоно­раров, угрожая уйти из «Современника», и, в конце кон­цов, перешел в катковский «Русский вестник», где плати­ли больше. Повесть «Казаки», написанная в самом начале шестидесятых годов, была опубликована Катковым. Впро­чем, в то время стяжательство Толстого уживалось с рас­точительством. Деньгами, полученными за «Казаков», он вернул долг за проигрыш в китайский бильярд.

6 П. Басинский

Став семейным человеком, Толстой превратился в доб­ропорядочного помещика и писателя, который очень не­плохо зарабатывал своими сочинениями. За публикацию «Войны и мира» он получил от Каткова очень приличный гонорар — 500 рублей за лист. (Достоевский за «Идиота» получил чуть больше 150 рублей за лист.) С этого гонорара Толстой легко подарил своим племянницам Варе и Лизе, дочерям Марии Николаевны, по десять тысяч рублей бан­ковскими билетами.

В сельском хозяйстве Толстой был куда менее успе­шен. Зато преуспел в приобретении новых земель. Пос­ле смерти брата Николая ему досталось богатое и кра­сивое имение Никольское-Вяземское. Он сам покупал хутора вокруг Ясной Поляны. В Самарской губернии приобрел шесть тысяч десятин земли, причем оконча­тельное оформление сделки совершилось в 1878 году, в самом начале духовного переворота. В результате соб­ственность, доставшуюся от отцовского наследства после всех карточных проигрышей и продаж некоторых земель, Толстой увеличил в шесть раз...

В начале восьмидесятых годов его отношение к деньгам и собственности круто меняется. «То, что служило Толсто­му во благо, теперь обратилось для него во зло», — пишет биограф В. А. Жданов. Ему становится стыдно быть парази­том русского крестьянства.

Толстой приходит к мысли об отказе от собственности и начале принципиально новой жизни. В дневнике 1884 го­да он создает новый семейный проект.

В черновом варианте:

«Жить в Ясной. Самарский доход отдать на бедных и школы в Самаре по распоряжению и наблюдению самих плательщиков (то есть крестьян. — П. Б.). Никольский до­ход (передав землю мужикам) точно так же. Себе, т. е. нам с женой и малыми детьми, оставить пока доход Ясной По­ляны, от 2 до 3-х тысяч. (Оставить на время, но с единст­венным желанием отдать и его весь другим, а самим удов­летворять самим себе, т. е. ограничить как можно свои пот­ребности и больше давать, чем брать, к чему и направлять все силы и в чем видеть цель и радость жизни.) Взрослым троим (детям. — П. Б.) предоставить на волю: брать себе от бедных следующую часть Самарских или Никольских де­нег, или, живя там, содействовать тому, чтобы деньги эти шли на добро, или, живя с нами, помогать нам. Меньших воспитывать так, чтобы они привыкали меньше требовать от жизни. Учить их тому, к чему у них охота, но не одним наукам, а наукам и работе. Прислуги держать только столь­ко, сколько нужно, чтобы помочь нам переделать и научить нас и то на время, приучаясь обходиться без них. Жить всем вместе: мущинам в одной, женщинам и девочкам в другой комнате. Комната, чтоб была библиотека для умственных занятий, и комната рабочая, общая. По баловству нашему и комната отдельная для слабых... Кроме кормления себя и детей и учения, работа, хозяйство, помощь хлебом, лечени­ем, учением. По воскресениям обеды для нищих и бедных и чтение и беседы. Жизнь, пища, одежда всё самое простое... Всё лишнее: фортепьяно, мебель, экипажи — продать, раз­дать. Наукой и искусством заниматься только такими, ко­торыми бы можно делиться со всеми. Обращение со всеми, от губернатора до нищего одинаков. Цель одна — счастье, свое и семьи — зная, что счастье это в том, чтобы довольст­воваться малым и делать добро другим».

По сути, это был проект «семейной коммуны».

Но ни Софья Андреевна, ни дети не видели в этом про­екте начало новой счастливой семейной жизни. Впрочем, дети восприняли его легкомысленно. Так, Татьяна писала в дневнике, что в принципе допускает отказ от собствен­ности, но не думает, что это всерьез поменяет их характеры. «Все бы мы остались с теми же идеалами и стремлениями, только, пожалуй, в некоторых родилось бы озлобление за то, что их поставили в это положение».