Зимнее марево

— Я тут дачу нашу вспоминал, — сказал я. — Интересно, что за люди там сейчас? Вот бы съездить посмотреть.

Мать отложила вязанье. Волосы у нее были наполовину седые.

— Так иногда думаешь… Жили бы мы все вместе, была бы нормальная семья, дача, квартира. И отец был бы жив-здоров. Ну что он один, «неотложку» было некому вызвать. И дед остался один. Меня он стесняется, а ты не помощник.

В полированных дверцах шкафа отражался я, отражалась мать, вся комната отражалась — чуть искаженно и темно, как на негативе. И тут как бы раздвоилось в глазах: рядом с матерью я увидел свою ночную гостью с букетом.

Я откинулся на стуле, накрепко зажмурился.

— Все же пойду, — сказал я.

— Ну вот, — мать огорчилась. — Ты как в отцовскую квартиру перебрался, будто в другой город уехал.

— Сорок минут на метро, — сказал я. — Все равно, что самолетом до Ленинграда.

ЧЕТВЕРО

Розы в вазе пожухли и сморщились, когда она снова позвонила.

— Валера, — сказала она, — у меня сохранилось несколько писем вашего отца. В них — и о вас. Я сейчас тут, неподалеку…

Пал Палыч хлопотал у плиты, разогревал суп. Я открыл и закрыл дверцу холодильника, вернулся в комнату. Закурил.

Пал Палыч принес кастрюлю.

— Пал Палыч… — сказал я.

— А?.. — Он обжегся и запрыгал на одной ноге. — Проклятье…

— Пал Палыч, вы не обидитесь, если я вас об одной вещи попрошу?

— Говори, — сразу весь внимание, вперился он в меня.

— Ко мне прийти должны…

— Понял. — Он ни секунды не раздумывал.

— Это ненадолго, — начал извиняться я.

— Валера, о чем ты говоришь? — Энергично пиджак надел, расправил плечи. Обмотал шею шарфом и, придерживая его подбородком, стал натягивать пальто. — Когда вернуться?

Я не успел ответить. Позвонили в дверь. Пал Палыч, громко топая, ринулся в кухню.

Я выждал немного, пригладил прическу и только после этого пошел открывать. Так подготовил себя к встрече с ней, что не сразу сообразил, откуда и почему передо мной оказался Гена. Он был в коричневой кожаной куртке, изрядно, до белизны потертой. На полу перед ним стоял белый полиэтиленовый бидончик.

— Здорово, — безмятежно улыбнулся Гена.

— Гена, в другой раз, — замотав головой, чтобы скорее стряхнуть это наваждение, попросил я.

Он не исчез, а стоял, тупо и обиженно на меня уставясь.

Загорелась красным кнопка лифта. Ехали снизу.

Неловко было захлопывать дверь перед его носом. Но другого выхода я не видел.

— Извини, — повторил я.

— Постой, — он очнулся и подставил под дверь ногу. — Я всего на пять минут.

Лифт заскрипел, как снег на лыжне, и притормозил. Двери раздвинулись. Она вышла — в пуховой шапочке и шубке.

Я сделал шаг ей навстречу. Гена этой моей оплошностью воспользовался и шмыгнул в квартиру, протаскивая за собой бидон.

— Извините, это приятель мой. Он на минуту заскочил, — сказал я.

Из кухни послышался грохот, потом голоса: не то Гена перед Пал Палычем извинялся, не то Пал Палыч перед Геной.

Она достала из сумочки тонкую, перевязанную тесемкой пачку пожелтевших конвертов. Я бережно принял эту пачку, разглядывая знакомый почерк, и время перестало для меня существовать. Мы так и стояли в прихожей.

Тут Пал Палыч и Гена появились из своего убежища. И закричали наперебой, на манер коверных:

— Мы уже уходим, уходим!

Они собой представляли живописную группу. Бим и Бом.

— Да что вы, не беспокойтесь, — заторопилась она.

— Нет, нет, — начал расшаркиваться Пал Палыч. — Мы с вами прощаемся.

— Я там вина привез из Молдавии, — не удержался Гена. И неожиданно возвысил голос: — Почему бы нам всем вместе не посидеть, не выпить? Я в Москве проездом, скоро опять улетаю. Честное слово, отличное вино.

— И вообще, есть предложение пообедать, — вслед за ним осмелел Пал Палыч. Он глаз не спускал с незнакомки. — Как раз мы с Валерой приготовили отличный суп.

Я виновато, испрашивая снисхождения, на нее посмотрел. Она улыбалась.

— Три минуты, — возликовал Пал Палыч и устремился в комнату. — Всего три минуты.

Он вышел к нам в костюме и при галстуке — ни дать ни взять английский лорд в своем особняке.

Я быстро накрыл на стол.

Превосходное вино принес Гена. Легкое и душистое, с едва заметным привкусом осенней грусти. Восхитительное вино, мы сразу оценили, после первого глотка. И переглянулись. И вновь наполнили бокалы.

— Ну что же, — сказал Пал Палыч. — Я рад познакомиться с друзьями Валеры. И я поднимаю свой бокал за дружбу, за всех вас… За всех нас.

Дождь за окном потрескивал, как поленья в костре.

— Боялся, что не довезу, — радовался Гена. — Меня в Молдавии совершенно убедили, вино — живая жидкость, от перевозки может умереть. Нас там в винсовхоз возили, угощали старым вином. Густое и очень крепкое. Мы с приятелями наполнили фляги, а когда открыли в городе — кислая водичка. Настоящее вино нельзя трясти, нельзя взбалтывать. Знаете, почему на этикетке молдавских вин аист? Легенда такая есть, во время войны с турками была осаждена молдавская крепость, жители умирали от голода и жажды. Но вдруг прилетели аисты и в клювах принесли по грозди винограда. Так люди были спасены и дождались освободителей.