Зимнее марево

Кирилл пробирался ко мне, его спортивная вязаная кепка с большим красным помпоном лавировала среди других кепок, шляп и шляпок. Час «пик», площадь перед метро запружена.

Подошел, помахивая рукой, в которой, словно увядший букетик, были зажаты перчатки.

— Ну что, все в шоколаде? — спросил я.

Кирилл кривовато усмехнулся.

— Да нет, не совсем. Неувязочка, ты уж прости. Твоя с минуты на минуту здесь будет, а моя не сможет. Больше того. И я, оказывается, тоже занят.

— Шутка? — спросил я.

— Нет, серьезно. — Кирилл наклонился к моему уху: — Запомни, с поезда, который идет в никуда, нужно сходить на первой же остановке.

— Отлично придумано, — обозлился я. — А мне что прикажешь делать?

К нам подбежал мальчик в курточке.

— Дяденьки, трехкопеечной монетки не найдется?

Кирилл положил ему на ладонь три копейки.

— Иди, мальчик, и тоже сделай кому-нибудь доброе дело. Эх, ты, — Кирилл смотрел насмешливо, — дяденька, не знаешь, чем девушку занять. Если фантазии совсем никакой, к себе пригласи.

— У меня Пал Палыч.

— До сих пор? Учти, делаешь большую психологическую ошибку. — Кирилл взял наставительный тон. — Он тебе никогда не простит, что ты был свидетелем его переживаний.

— Без тебя разберусь, — сказал я.

— Кроме того, — не слушая, продолжал Кирилл, — ты допускаешь еще одну ошибку, глобального характера. Ты своей благотворительностью можешь возродить в нем веру в человечество.

— Ладно, — оборвал я. — Ты все знаешь, вот и оставайся, а я пойду.

— Постой, — он проворно ухватил меня за руку. — Какой ты непонятливый. Я же тебе говорю, занят я. А вот, кстати, и она.

Она ему улыбалась от подземного перехода.

— Здорово, Марина, — приветствовал девушку Кирилл. — Рекомендую, мой друг Валерий. Марина, ситуация складывается таким образом, что я должен исчезнуть.

И он отсалютовал своей модной кепкой.

— Веселый у нас друг, — сказала Марина.

— Да уж, — подтвердил я.

Помолчали немного. Я предложил сходить в кино.

Фильм был про любовь. Герои — он и она — так пылко играли ссоры, примирения и объяснения, что я испытывал мучительную неловкость за них и за весь авторский коллектив.

Марина в темноте на меня поглядывала. Наконец не выдержала.

— Вам нравится?

— А что, интересно, — упрямо сказал я.

Больше она не заговаривала. Такая ее кротость пробудила во мне угрызения совести.

На улице ветер совершенно распоясался. Мы повернулись к нему спиной. Так и шли, бесцеремонно подталкиваемые в спину.

У ближайшего кафе очередь стояла человек в двадцать. Я без колебаний пристроился в хвост. Марина вскинула на меня возмущенные глаза.

— Знаете, — сказала она, — я, пожалуй, домой поеду.

Некоторое время я плелся за ней, чувство вины держало меня на привязи. Но потом угодил в лужу, набрал полный ботинок воды и отстал.

…Пал Палыч порхал по квартире с недавно приобретенной полочкой, мурлыкая арию тореадора. Фартучные завязки болтались сзади, как поросячий хвостик.

— Валера, — крикнул он, влезая на стул и примеривая полочку к стене, — посмотри, так хорошо будет?

— Очень, — сказал я, не взглянув.

— Ты что такой невеселый, а? Держись бодрей. Вот будет тебе столько лет, сколько мне, тогда загрустишь, А сейчас какие у тебя заботы? Холостой, интересный. Друзья тебя любят.

Я ушел в кухню.

— Валера! — снова крикнул он. — Что за стена у тебя? Ничего не держится. Иди помоги!

В дверь позвонили. Еще кого-то несло.

— Открой! А то я отметину потеряю.

В подслеповатом свете лестничной лампочки горбилась фигура пилигрима в длинном, до пят, одеянии.

— Валера, — заговорила фигура, и по голосу я тотчас узнал шустряка из тех двух.

Я захлопнул дверь. Он отчаянно заколотил в нее, будто за ним гнались.

— Ну чего? — вылетел я на площадку. — С лестницы тебя спустить?

— С Гришкой беда! — в голос закричал он. — Я здесь никого, кроме тебя, не знаю.

— Зато я вас знаю!

Я дверью грохнул, штукатурка посыпалась.

ПАЛОЧКА-ВЫРУЧАЛОЧКА

Остаток вечера Пал Палыч, как захворавшая птица, хохлился. Полку мы молча приладили, чай пили тоже молча и каждый сам по себе. Наконец, когда я уже кровать расстелил, он надтреснутым от обиды голосом, глядя в сторону, заговорил:

— Почему ты прогнал его?

У меня внутри закипело.

— Ах, Пал Палыч, — с медовой сладостью отвечал я, — я сам знаю, что делаю. И не учите меня, пожалуйста.

— В таком случае объясни. У тебя что, принципиальные соображения были?

— Не захотел, и все, — упрямо сказал я.

Пал Палыч ладонью потер лоб.

— Слушай, — сказал он, — у меня ощущение, что я с ума схожу. Что случилось? Какой-то абсурд. Тебя о помощи просили. А ты его даже не впустил.

— Что у меня, постоялый двор, что ли?

Осекся, но поздно.

Пал Палыч растопыренные толстые пальцы к пухлым щекам прижал, как бы стремясь внезапный румянец скрыть. Медленно поднялся.

— Пал Палыч, не надо, — пытался я его остановить. — Они воры, обыкновенные воры. Они у меня в шкафу шуровали.

Пал Палыч старался не встречаться со мной взглядом. Вышел в прихожую.

Я за ним. Вцепился в лацканы его пиджака.

— Если вы уйдете, я себе никогда не прощу.

— Валера, ну что ты, — сказал он. — Я действительно, — тут он сделал жалкую попытку улыбнуться, — загостился.