Зимнее марево

Сергей вышел из комнаты. В темной передней он долго шарил по стенам, отыскивая выключатель. Не нашел и попытался на ощупь определить свое пальто. Он вдруг представил, что ослеп и свое пальто может отличить от других только так. Он хорошо помнил ощущение пальцев, когда они прикасались к мягкому материалу. Немного ворсистый… Этот слишком жесткий, чужой, сразу чувствуется, вот что-то похожее, но нет, не то. А вот… наконец-то. Да-да, оно самое, привычное, уютное прикосновение…

Вспыхнул свет.

— Ты что это здесь? — спросил Левка.

— Пора уже, — сказал Сергей.

Из комнаты выплыли брат с сестрой и Тамара. У Тамары под глазами пролегли темные тени.

— Трогаем? — спросил Толя.

— Да, — кивнула Тамара.

Мороз держался крепкий. В тускло освещенном переулке ветер завывал, как в трубе.

— Ну что, ребята, куда поедем? — спросил Толя, направляясь к машине.

Сергей молчал, ждал, что скажет Тамара. Она посмотрела на него просительно, виновато.

— Поедем, а?

— Я — нет, — сказал он.

— Почему?

Он не ответил.

— Ну, как хочешь, — и пошла к машине.

Сергей зашагал прочь. За спиной урчал, разогреваясь, мотор.

Потом заскрипел снег, захрустела ледяная тонкая корочка, шумное дыхание машины приблизилось, Дверь хлопнула, чьи-то шаги нагнали его.

— Обиделся, глупый?

Он повернулся. Ее лицо было близко-близко. Он презрительно шмыгнул носом.

Машина развернулась и, напряженно мигнув красными огнями, уехала.

Каждый день он просиживал с Милочкой в библиотеке. Тамара не звонила. Но странно, теперь это трогало его куда меньше. Он искал причину своего неожиданного спокойствия и в конце концов понял: это он отвыкает от нее. Раньше был в орбите ее притяжения, постоянно ощущал силу, его не отпускающую, а вот несколько дней подряд не виделись, не разговаривали, и сила эта ослабла.

А Милочка такая аккуратная, спокойная. Он бы наверняка запутался во всех этих учебниках и пособиях, если бы не она. Прислушивался к себе: неужели проходит наваждение, и он снова с Милой? Неужели все встает на свои места, устраивается, как и должно быть?

В читальном зале они просидели до двух, в два пошли в столовую обедать и потом снова зубрили. С каждой прочитанной строчкой его разрозненные, отрывочные знания выстраивались, подравнивались, компоновались. Для себя он этот процесс представлял как реставрацию непрочной кирпичной стены. Ликвидируются пустоты, негодные кирпичи заменяются новыми, все скрепляется хорошим раствором цемента… Сергей с изумлением оглядывался на себя недавнего: что с ним было, как это он собирался идти на экзамен, абсолютно ничего не зная? Какое-то затмение. Он с благодарностью посматривал на Милочку.

В шесть Милочка решительно захлопнула книгу.

— Все, хватит. У нас еще достаточно времени. Остальное потом.

Сергей с удовольствием ей подчинился.

Он не поехал ее провожать.

Дома никого не было. Родители ушли в гости. Предупредили: вернутся поздно. Сергей включил телевизор, сел напротив. Передавали какую-то постановку.

Зазвонил телефон. Все еще продолжая наблюдать за тем, что происходит на экране, он снял трубку. Он не сразу узнал голос, а когда узнал, не почувствовал волнения, только сердце едва заметно екнуло. Сам удивился, как ровно начал разговор.

— Да, все в порядке. Да, занимаюсь. Да, кучу книг нужно перечитать. А как у тебя?

— Плохо. Ты меня совсем забыл.

— Кто кого забыл, — буркнул он.

— Я звонила тебе вчера. Целый час было занято.

— А через час уже тяжело было, да?

Она вздохнула.

— А я рядом с тобой. Думала, ты выглянешь.

Он бы и поломался еще, но сообразил: родителей нет, он к себе ее может позвать.

Она и слушать не хотела. Он уговаривая. Упрашивал. А потом ждал. Места себе найти не мог, подходил к окну — не идет ли, — брал книгу, откладывал, не читалось.

Звонок. Сердце нырнуло вниз, но, как на резиночке, тут же вспрыгнуло обратно.

Она немного волновалась, от него не укрылось. Несколько раз оглядывалась, будто одна в чужой квартире и боится, как бы ее не застали. И ему ее беспокойство передалось.

Она поправила перед зеркалом прическу, нерешительно замерла.

— Проходи, — сказал он и встал неподвижно, пропуская ее в комнату. Она и ступала осторожно.

Только тут он подумал, что, может, напрасно ее пригласил, может, раньше он сам, его жизнь для нее хоть какую-то загадку содержали, а теперь его каждодневный быт как на ладони. Комната перегорожена шкафом. Перегородку произвели, еще когда Сергей учился в девятом классе, считалось, таким образом Сергею созданы условия для занятий. В его закутке, который, следовательно, исполнял назначение кабинета, стоял маленький письменный стол, низкая, с деревянными спинками кровать, висели три полки с книгами.

— Ты садись, садись, — показал он на софу.

То он начинал что-то говорить, то она, каждый о своем, ничего связного. Он на себя злился: его вина, что Тамара никак освоиться не может. И музыки у него нет. Не телевизор же включать?

— У тебя здесь курить можно? — спросила Тамара.

Он заколебался: никто из домашних не курил. К дыму непривычны. Но не выставлять же на лестницу?

— Конечно, кури, — сказал он.

Она озабоченно на него поглядывала.