Зимнее марево

— Жениться тебе надо, — неожиданно сказал Сергей. Как-то само собой вырвалось. В семье все уж давно говорили, что Виктору пора жениться, а то можно навек холостяком остаться.

— Я почему так сказал, — начал оправдываться Сергей, — ухаживать бы тебе помогла…

Брат улыбнулся, недоверчиво покачал головой.

Перед тем как уйти, Сергей еще раз позвонил домой.

— Нет, никто, — сказала мама.

— Понятно, — сказал он и взглянул на часы. Десять. Наверно, уже не позвонит. — А то мне должны насчет экзаменов кое-что передать.

Он шел по улице, ему было грустно. Показалось, что грусть эта возникла сама по себе, независимо от событий его жизни, и только он сам хочет найти причину: то ли Тамара, то ли умирающий дядя. Так уж устроен человек — всему искать объяснение.

Он проснулся и почувствовал: вкусно пахнет пирогами. На кухне мама гремела противнями. Что же за праздник сегодня, начал припоминать он. Вроде никакого. Просто воскресенье. Он боялся этого дня. Столько свободного времени. Он не знал, куда девать его. Надо заниматься, сессия на носу, но это совершенно невозможно. Вот если бы она позвонила… Куда пропала? Какая-то сплошная была во всем неясность. Экзамен, к которому не готов. Новый год скоро…

Вяло умылся, сел к столу. У родителей приподнятое настроение. Они шутили, над мрачностью Сергея подтрунивали. В конце концов он не выдержал, улыбнулся. Знали они в нем какой-то секрет, ведь не хотелось, а улыбка сама выплыла. И странно, сразу отступили заботы и сомнения.

После завтрака отец затеял разбирать антресоли. Бечевка ему понадобилась, которую, он точно помнил, после ремонта туда запихнул.

Сергей ухватился за эту возможность отложить занятия.

Антресоли у них были вместительные, огромные, как двуспальная кровать. Когда Сергей ссорился с родителями, то всерьез подумывал, не перекочевать ли ему из комнаты на антресоли. Выкинуть всю рухлядь, постелить постель, приставить лестницу. И сидел бы так, по-турецки скрестив ноги, никакого касательства не имея к тому, что происходит внизу.

Начали споро, весело, пыль стояла столбом. И мама эту оседающую пыль вытирала влажной тряпкой. Но провозились до середины дня, а бечевку не нашли. Несколько раз звонил телефон, Сергей спрыгивал со стула, но подбежать к аппарату не успевал: трубку снимала мама. Обрадованно кричала:

— Симочка, это ты?

Заводила долгий разговор с подругой.

— Что ты суетишься? — говорил Сергею отец. — Что у нас, подойти некому?

Сверху Сергею было видно, как блестит его лысина.

Коробки, свертки, мешочки всю прихожую забили. Сергей почувствовал, что устал. А ведь и обратно нужно укладывать. Он разозлился. Зачем все это? Только время зря тратит. Занятия, отодвигай не отодвигай, все равно ждут. Им овладело нетерпение, какое приходит, когда сознаешь, что занят долгим и бесполезным делом, а серьезные, необходимые стоят, и почти физически ощущаешь, как они скапливаются, наползают друг на друга, прессуются…

Будь воля Сергея, он бы покидал обратно все эти свертки, лишь бы не загромождали проход. Но отец любил порядок. Пришлось тщательно все укладывать.

Только сели обедать, это уже часов около шести вечера было, — телефон. В два прыжка Сергей к нему подлетел. Милочка. Он ей обрадовался.

— Ты чего делаешь? — спросила она.

— Так, ничего.

— Может, приедешь?

Он для виду помялся:

— Не знаю. А вообще, пожалуй, приеду.

Но пока ехал, эта взбудораженная веселость прошла. Он заранее затосковал, представив, как скучно, муторно ему сейчас будет.

У Милочки была своя комната в коммунальной квартире. Соседи знали Сергея. Вот и теперь, пока он в прихожей раздевался, прошел Петр Семеныч в пижаме и с чайником и все Сергею кланялся. Сергей с ним поздоровался.

Милочка ему гороскоп вслух переводила. Пророчила Сергею следующий год счастливым. Сулила успехи в деловых предприятиях. А в августе предрекала возможные изменения в личной жизни.

— Это что значит? — спросил Сергей.

— Ну, может, женишься. — Милочка тоненько захихикала. И так ласково, добро при этом на него смотрела. — Только встречать этот Новый год нужно в чем-нибудь голубом. Рубашка или там галстук…

И когда она про Новый год завела, опять защемило: почему он здесь, зачем? Что он здесь делает?

— Посиди еще, — попросила Милочка. Он не ответил.

Пристала провожать.

До метро было недалеко, он старался пройти это расстояние побыстрее, хотя чувствовал, Милочка за ним не поспевает.

И все-таки не выдержал, сам первый позвонил.

— А я болею. Простудилась.

Как все просто, оказывается, объяснялось.

— Может, тебя навестить?

— Я плохо выгляжу…

— Да брось ты!

Что-то надо было ей купить. Больным всегда покупают конфеты, яблоки. Он зашел в кондитерскую. Шоколадных наборов нет. До магазина «Овощи — фрукты» ходу минут пятнадцать. И тут он сообразил: неподалеку рынок.

В цветочных рядах беспорядочно смешались климатические пояса, времена года — розы, хризантемы, гвоздики.

Цветы зимой. Совсем неплохо, подумал он.

Во втором ряду, за цветами, стояли мужчины — загорелые, небритые, в белых запачканных фартуках поверх грубых зимних пальто. Сергей шел, искоса изучая товар, ощущая на себе прицельные взгляды хозяев.