Зимнее марево

«Сейчас мы тебя погоняем», — не то со злостью, не то с азартом подумал он. Он уже захмелел от ветра, от свежего запаха парусов и открывшегося простора — с ним всегда так бывало, когда выходил на воду. Косихин глубоко вдохнул влажный воздух, почувствовал, как сладко закружилась голова, и вкрадчиво скомандовал:

— Бейдевинд!

Он требовал еще и еще поворотов, новичок едва поспевал за его командами. Но поспевал. Не так ловко, как хотелось бы Косихину, однако с работой матроса парень справлялся. И Косихин забыл, что экзаменует: восторг гонки был сильнее желания подловить на ошибке.

Яхта вреза́лась носом в упрямо накатывавшие спины волн, словно вела с ними бой, словно хотела разбить их бесконечную армию наголову — еще одна, еще одна, так их, так их, только брызги летят, — неслась по заливу, как по полю брани, с победно поднятым парусом. И он, Косихин, нацеливал ее на неприятеля, она была послушна ему. А рядом действовал помощник — понятливый и расторопный, и вместе они прокладывали путь к победе.

…И только когда пристали, ощутил вину перед Малышевым — как можно так, сразу, от друга отказаться? Но и о Маслове теперь не мог думать только плохо, должен был признать: парень свое дело знает. Косихин был справедлив.

Когда шли к раздевалке, Косихин спросил:

— Ты откуда?

— Институт связи.

— Я не о том. Где Кутузов тебя нашел?

— Он меня с детства знает, — сказал Маслов. — А тут позвонил, попросил приехать, попробоваться.

— А-а, — протянул Косихин. — Ты у кого раньше-то тренировался?

— Ни у кого. У меня своя яхта была.

Больше Косихин ни о чем не спрашивал. «Своя яхта». Понятно. Может, у него и каноэ свое где-нибудь на Миссисипи? Косихин чуть-чуть приотстал и сбоку повнимательнее взглянул на новичка. Лицо ленивое и совсем не волевое — не такое лицо должно быть у спортсмена. И лопоухий, уши на солнце красным просвечивают. И эта небрежная походочка.

Везунок, подумал Косихин. Он знал таких. С одним учился в школе. Карцев была его фамилия. Сынок профессора. Чистенький такой пижончик. Яхты у него, правда, не было, но все знали — три раза в неделю Карцев играет в теннис. Он в школу с ракеткой приходил, чтобы видели — сегодня на корт едет. Учителя ахали: «Гриша у нас спортсмен».

Маслов переоделся, попрощался. Косихин специально задержался в раздевалке, чтобы не идти до электрички вместе.

Кутузов поджидал его в коридоре. Собственно, не поджидал, а так, прогуливался.

— Ну, как тебе? — спросил он.

— Умеет, — коротко отозвался Косихин.

Кутузов, видно, хотел такого уютного, примирительного разговора, но Косихин узнал о следующей тренировке и отсалютовал.

В тот же вечер Косихин позвонил Малышеву. Разговор, конечно, получился неприятный. Малышев давно подзуживал: «Ты тоже уходи, все равно до соревнований они такой пары, как мы, не найдут. И еще в ножки поклонятся, чтоб вернулись». Но Косихин, хоть и чувствовал себя немножко предателем, не соглашался, возражал: «Зачем мне-то уходить?.. Такого, как ты, ни за что не найти. А мне лучше остаться, чтоб в нужный момент надавить на Кутузова». Это Лена его научила так хитро отвечать.

В глубине души Косихин надеялся, что так все и будет. Но теперь ситуация изменилась. И Косихин бывшему напарнику честно сказал:

— Кутузов нашел какого-то пижона, но профессионала.

— Ну что, старик, — сказал Малышев, — надо тебе решаться. Уходи и ставь условие: вернусь только с Малышевым.

Можно было прямо Малышеву объяснить: «Тебе, Витя, хорошо. Для тебя спорт — так, хобби. Ты им в свободное от своих чертежей время занимаешься. А я студент института физкультуры, Витя. Для меня спорт — и отдых и работа. И настоящее и будущее. Я тренером хочу быть. А пока я, Витя, только перворазрядник. И не мне тебе говорить, как я на эту регату рассчитываю». Но хорошо, что до разговора Косихин с Леной посоветовался. И то, что она подсказала, звучало куда лучше.

— Ты извини, Витя, — сказал он. — Можешь обижаться, но команду я в трудную минуту не брошу.

— Эх ты, — сказал Малышев.

— И ты бы не бросил, — не слушая его, продолжал Косихин.

Лена посоветовала и другое: раз Маслов — человек Кутузова, надо Косихину держаться с ним поприветливее. А то ведь Кутузов мужик крутой, может и Косихина шугануть.

Женой Косихин гордился. Заканчивала юридический, сразу после школы поступила. К ее мнению даже мать Косихина прислушивалась, а уж на что независимая женщина.

На следующий день, завидев новенького, Косихин расплылся в улыбке.-Так и шел ему навстречу, следя, чтоб не сползла. Маслов ему тоже улыбнулся.

Доброжелательность Косихина, впрочем, имела и другую причину: уж если выпало регату проходить с новичком, нужно успеть с ним сыграться. Косихин в заслугу себе ставил эту способность ради большой цели свое «я» усмирять.

Всего на соревнования ехали семь человек: команды двух «Летучих голландцев» и одного «Звездника». За день до отъезда Кутузов раздал железнодорожные билеты. В одном купе — Косихин, Маслов и двое молодых парнишек, их впервые взяли на регату. В соседнем — Кутузов с мастерами Ивановым и Буравкиным.

Встретиться договорились на вокзале, перед главным входом.