«Зимний путь» Шуберта: анатомия одержимости

Глядя на картины Фридриха с мыслью о Шуберте, понимаешь политические и социальные корни даже самого метафизичного, штурмующего небо искусства той эпохи. Тут речь не о том, чтобы лишить скитальцев Фридриха и Шуберта эстетической самодостаточности, отрицать их метафизическую значимость или даже саму способность обладать таковой. Речь о том, чтобы признать, что эти персонажи возникли в конкретных исторических обстоятельствах, а не в совершенно нейтральной среде. Стремление к одиночеству, к уходу в себя имеет индивидуально-психологический характер, но если оно систематически выражается в искусстве или философии, то, значит, оно укоренено и в социально-политической реальности.

Картина Фридриха, находящаяся в Дрездене, написана в 1819–20 гг. и называется «Двое мужчин, смотрящих на луну»

Она порождает мистические ощущения, овевает таинственной поэзией. Картина могла бы быть иллюстрацией к возвышенным стихам Гете «К месяцу»:

Selig, wer sich vor der Welt
Счастлив, кто бежал людей,
Ohne Haß verschließt,
Злобы не тая,
Einen Freund am Busen hält
Кто обрел в кругу друзей
Und mit dem genießt,
Радость бытия!

Was, von Menschen nicht gewußt

Все, о чем мы в вихре дум
Oder nicht bedacht,
И не вспомним днем,
Durch das Labyrinth der Brust
Наполняет праздный ум
Wandelt in der Nacht.
В сумраке ночном. ^[26]

Но картину можно понять совершенно иначе. В 1820 году дрезденский поэт Карл Фёрстер привёл известного художника-«назарянина» Петера фон Корнелиуса в мастерскую Фридриха. Надменный, принадлежащий к новомодному направлению в живописи Корнелиус был неумолим к пережившему пик своей славы мастеру среднего возраста, а вот Фёрстер пришел в восхищение от того, как Фридрих умеет расположить фигуры в пейзаже, добиваясь эффекта, который Фёрстер назвал «созерцанием бесконечного». Фридрих показал гостям полотно, где были изображены «двое мужчин в пальто, обнявшихся, как будто они потрясены зрелищем лунного пейзажа». Определенно, это был лучшей образец того, что Фёрстер столь высоко оценил. Толкование же картины самим автором направляло мысль в совсем иную колею: «С дразнящей иронией Фридрих сказал, как бы поясняя: “Они замышляют демагогические козни“». В точности это же выражение – «демагогические козни» (demagogische Umtriebe) – употреблено в Карлсбадских декретах относительно студенческих и либеральных волнений, пресечение которых и составляло цель этих законов. Художник выражал словами и образами недовольство политическим застоем, который он наблюдал после побед 1815 года. Вернувшись из Италии в июне 1816‐го, он сравнивал жизнь в Германии с «погребением заживо», с чем-то, «против чего восстает все существо». Картины указывали, на чьей стороне симпатии художника – и все более открыто. На полотне 1824 года «Могила Ульриха фон Гуттена» на каменной кладке различимы имена инакомыслящих: Ян, Штейн, Горрес, Шарнхорст, Арндт.

Эрнст Мориц Арндт, старый друг Фридриха, его земляк из Померании, призывал к ношению «традиционного немецкого костюма» (altdeutsche Tracht). У мужчин он состоял из долгополого узкого кафтана с открытым воротом, широких брюк и, часто, большого бархатного берета. Сначала наряд был символом сопротивления тирании французского правления и французской моды, но вскоре стал ассоциироваться с либерализмом и реформами и стал своеобразной униформой для студенческих товариществ – Burschenschaften. Именно такие общества запрещались Карлсбадскими декретами 1819 года: в этом году Карл Людвиг Занд надел «немецкий костюм» перед убийством Августа фон Коцебу, которое стало поводом для репрессий Меттерниха. На очень многих картинах Каспара Фридриха и до, и после 1819 года появляется altdeutsche Tracht: это и «Двое мужчин, смотрящих на луну», к примеру (см. иллюстрацию), и «Восход луны над морем» (1822), и «Вечер» (1820–21), и множество других.