Альтернативное решение – исполнять каждую песню как независимое, самодостаточное произведение. Некоторые музыканты действительно считают, что при новых пересечениях между песнями, при слиянии их музыкальных качеств теряется уникальность каждой конкретной песни. Но я смотрю на концертное выступление иначе и призываю на помощь «Зимний путь», в качестве правила. Если нужно составить программу вечера шубертовских песен, то «Зимний путь» служит побуждающим примером. В нем используется варьирование тональности, от близких друг к другу звучаний до отдаленных, мажора и минора, в зависимости от соседства или разнесенности песен в последовательности цикла. Короткая песня в быстром темпе оказывается мостиком между двумя более длинными и медленными (что-то от такого метода взял на вооружение Франсис Пуленк, еще один великий автор песен). Состыковки мотивов, как мы убедились, могут формировать избирательное сродство между некоторыми отдельными песнями, как, например, за лихорадочными триолями «Оцепенения» следуют шелестящие триоли «Липы», или как повтор удлиненных, полуторных нот на последнем стихе «Липы» преображается в начале «Потока». Способы перехода меняются у разных исполнителей и в разных случаях исполнения, для различных аудиторий, с разными пианистами, в зависимости от качеств зала и неповторимого опыта дня, когда певец выступает. Такая способность к множеству вариаций составляет часть очарования «Зимнего пути».
Можно привести в пример другой великий цикл, шумановскую «Любовь поэта»: известно, что первая песня не завершена в музыкальном отношении, звук как бы остаётся подвешенным, в промежутке между определенными тональностями, без заключительного аккорда. Я всегда следовал общей практике и использовал это отсутствие завершенности для перехода ко второй песне, которая и служит заключением предшествующей, без паузы. Недавно я исполнял «Любовь поэта» в Карнеги-холле с композитором Томасом Адесом, в рамках программы, куда входила транскрипция Листа вагнеровского оркестрового
Первая партитура «Зимнего пути» в моей жизни – доверовское воспроизведение издания Брайткопфа и Хертеля, в редакции Евсевия Мандычевского. Там цикл разбит надвое, на «первую часть» и «вторую часть». В знакомом мне (и немногим более раннем) издании Петерса, выпущенном Максом Фридлендером, такого разделения нет. Рукопись цикла опять-таки содержит две части, первую черновую, вторую в виде беловика. На её создании отразилось обнаружение Шубертом дополнительных двенадцати песен по завершении пра-«Зимнего пути», на первые двенадцать стихотворений, так что после «Одиночества» стоит слово FINIS, «конец», а «Почта» продолжает цикл. Тобиас Хаслингер опубликовал «Зимний путь» в двух книгах, первую часть в январе, вторую – в декабре 1828 года, после смерти Шуберта. На смертном одре, как известно, Шуберт еще вносил правку. Намеревался ли композитор сделать произведение двухчастным? Мы знаем из рукописи, что двенадцать песен второй части он обозначил как «продолжение». Мы также знаем, что он изменил тональность «Одиночества», двенадцатой песни первой части, не из соображений удобства исполнения, но, почти наверняка, чтобы избежать ощущения завершённости, которое бы подразумевало возврат к тональности первой песни. Нельзя утверждать, что нам известно, каким образом, по мысли Шуберта, должен был исполняться цикл, нельзя хотя бы потому, что мы даже не знаем, предназначался ли цикл для концертного исполнения как единое произведение. Он играл и пел песни своим друзьям, в узком кругу, но «Зимний путь» был в такой же степени, что и концертным гигантом, циклом для поэтической работы воображения, для того, чтобы его читали, играли и напевали себе дома. Тут возможно сравнение с драмой для чтения Байрона или Шелли, в отличие от шекспировской пьесы. Лишь гораздо позже, в XIX веке, шубертовский цикл начали исполнять целиком в концертных залах. Практика тех времён изумляет: какое потрясение, когда узнаешь, что Клара Шуман исполняла отрывки из «Любви поэта» на концертах после смерти самого Шумана, хотя совершенно ясно, что он придавал этому циклу значение единого целого! В этом смысле нет никакой «аутентичной» традиции исполнения.