Змеи и виртуозы

Он молчит довольно долго, но и не отходит. Чуть приподнимаю веки и смотрю, как он разглядывает мое лицо. Щека опухла, шрам сейчас точно выглядит хуже, чем обычно. Тот, что в уголке рта, вероятно, тоже. Никогда в жизни мне так сильно не хотелось умереть, как в настоящий момент.

Как ни странно, во взгляде Эйдена нет отвращения. Я даже не сразу поняла, что он разглядывает шрамы, пока не почувствовала, что он касается большим пальцем того, что у рта. Кажется, я вся охвачена огнем.

Горло забивает густое чувство смущения, лишая возможности что-то сказать.

Впрочем, у меня нет просьбы, мне больше нечего предложить.

Кажется, прошла вечность, а слезы все текут по лицу, становясь олицетворением физической боли.

Эйден отпускает меня и отступает назад. Широко распахиваю глаза и смотрю, как расстояние между нами увеличивается.

– Больше не скрывай их, – говорит он, выходя из ванной, и проходит к кровати, чтобы забрать куртку. Одевается, верхняя одежда подчеркивает его широкие плечи. Потом разворачивается и выходит из комнаты.

В дверях он останавливается и поворачивается ко мне.

– Если не послушаешься, я сделаю тебе еще хуже.

И потом он уходит.

Глава 29 Эйден

После той встречи с Райли я раз сто вынужден сбрасывать напряжение в члене, чтобы стереть из памяти ее залитое слезами лицо.

Сейчас я делаю это снова, сжимаю его в руке с такой силой, будто хочу наказать. В голове вновь кружатся воспоминания о том, как она не выдержала и дала волю эмоциям.

Из-за такого откровения мое сознание погружается в состояние болезненного наслаждения. Возбуждение, горячее и ядовитое, распространяется по телу и концентрируется в мошонке.

Мечтаю кончиком языка слизнуть со щеки соленые капли. Познать суть ее самых неприглядных эмоций и навсегда сохранить их на вкусовых рецепторах.

Позже, когда она уже спала, я вновь проник в дом и наблюдал за ней в тусклом свете торшера.

Одна щека припухла, появился синяк из-за того, с какой силой она ударилась о дверь. Я разглядывал шрамы, происхождение которых мне непонятно.

Четкие разрезы, которые выглядят неаккуратно, хотя уже давно зажили. Эти пересекающиеся линии – доказательство того, что на лице были раны, которые некогда зашивали, но почему об этом нет ни слова в медицинской карте?

Смыв сперму с пола в душе, выхожу, оборачиваю полотенце вокруг талии и сажусь к столу в кухне, еще раз изучить всю собранную на Райли информацию.

Запястье начинает чесаться, скребу кожу ногтями, потом прижимаю подушечку каждого пальца к разбитому компасу на внутренней стороне руки, осколки стекла на татуировке разлетаются и превращаются в стайку птиц. Некоторые из них непропорциональные и выглядят странно, но мне понятно почему, ведь под этим рисунком скрыто немало печали.

Разглядываю сморщенную кожу, шрамы заметны, если только знаешь, где искать.

Это моя единственная тайна.

Пролистываю страницы в папке и вновь задаюсь вопросом, кто же такая Райли. Откуда так много странностей у вполне нормальной на первый взгляд девушки?

Звонит телефон, и я со стоном отвечаю:

– Что?

Смех Лиама передает его реакцию полностью.

– Горный воздух не всегда расслабляет, как говорят?

– Горный воздух ничем не отличается от обычного.

– Я почти уверен, что это неверно с научной точки зрения, но сейчас не об этом. С чего такой злобный тон?

– Ты никогда не думал, что это просто черта моего характера?

– И не раз. Просто надеялся, что однажды ты изменишься.

Возвращаюсь к столу и сажусь, закинув на него ноги, стараюсь не обращать внимания на вспышку раздражения.

– Ты звонишь по делу или просто так, чтобы позлить?

– Что, в принципе, несложно, – смеется он в ответ.

Лиам выдерживает паузу, откашливается, и я живо представляю, что он стоит перед зеркалом в своей квартире в Квинсе и перебирает коллекцию галстуков, решая, какой надеть сегодня.

Когда-то у него, как у моего голоса перед общественностью, было значительно больше дел. Например, утренние звонки были частью ежедневной рутины, если только мы не на гастролях. Он занимался ими одеваясь и по пути в небольшой офис в центре города, прихватив по дороге булочки и кофе.

Теперь в этом пустом доме с таким же пустым холодильником я скучаю по тем временам как никогда раньше.

– Ладно, сейчас не об этом, – продолжает Лиам. – Я решил сообщить тебе, что есть заявка на новогоднюю вечеринку.

– Я уже говорил тебе, что не готов выступать…

– В какой-то момент надо начинать, приятель. Считай это первой ступенькой к возвращению качественно нового Эйдена Джеймса.

В районе уха голову пронзает острая боль, выдыхаю, стараясь, чтобы голос звучал как можно спокойнее:

– Ладно, я выступлю, когда закончу с делами здесь.

– Ты не вправе менять дату.

– Я и не прошу разрешения.

Провожу рукой по волосам и откидываюсь на спинку стула, в груди разверзается бездна, поглощая всю возможную радость и удовлетворение.

Они тонут в глубинах, на поверхности остаются лишь очертания меня, будто иного никогда не существовало.

– Хорошо. – Лиам опять молчит несколько секунд и спрашивает: – Итак, тебе нравится в Лунар-Коуве?

– Не очень.

Он вздыхает: