– Зигфрид, я… – Конрад запнулся, нахмурился, словно внезапно о чем-то задумавшись. – Я не держу на тебя зла за твой поступок.
– На одно мгновение мне показалось, что если тебя не будет, все будут любить меня. И Кьяра тоже. – Слова вырывались сами собой. – Но это было глупо. И я решил, что больше глупостей в моей жизни не будет.
– Твоя репутация скоро превзойдет отцовскую, – медленно сказал Конрад. – Отвезти меня на «Злую скумбрию» согласился только Фриц Акулья Башка. Не самый приятный попутчик. Зато теперь его участь будет у всех на устах, лишний раз убеждая, что твое возмездие неотвратимо. Тебе надо было родиться старшим. Ты лучший герцог, чем я.
– Я не привык слышать от тебя комплименты. Тем более что ты решил, что я способен угрожать тебе смертью ребенка.
Конрад глубоко вздохнул, оперся на колени локтями, сложил руки домиком под подбородком, и снова пристально посмотрел в глаза Зигфриду.
– Если ты всю жизнь считал, что вырос в моей тени, и тебя никто не любил, значит, здесь моя вина. Получается, я был не справедлив к тебе, братик. Но я всегда любил тебя и никогда не стал бы намеренно мучить, как получилось с Кьярой.
Сердце Зигфрида пропустило один удар. Он сам не знал, чего ждал от этого разговора, когда заходил в каюту, но услышанное поразило его. В груди зашевелилось непривычное тепло, словно там свернулся маленький пушистый зверек.
– С тех пор, как я узнал, что ты жив, хотя и произошло это не лучшим образом, я словно стал оттаивать. И теперь мне придется работать над тем, чтобы сохранить то лицо, которые привыкли видеть мои благодарные и не очень подданные. Я думал, что убил тебя. И я очень рад, что это не так.
– Кажется, я понял, почему ты смеялся, – задумчиво произнес Конрад. – Но учти – в следующий раз я вылью воду тебе на голову. – Он помолчал. – Хотелось бы мне больше знать о тебе.
– Если тебя это утешит, я тоже никогда не понимал тебя, Конрад. Но мы с этим жили, и будем жить дальше.
– Ты хочешь поговорить о делах?
– Морская Длань, – коротко сказал Зигфрид.
Брат усмехнулся, потянулся к кровати и взял книгу.
– Ты герцог, и им останешься. Было бы жестоко избавлять вассалов и капитанов от трепета перед твоей персоной. Думаю, почтенный отец Конрад будет звучать неплохо.
Зигфрид озадаченно нахмурился. С чего это вдруг брату вздумалось шутить таким нелепым образом? У него красавица Иоганна, скорбящая по убиенному деду, дочь, которую наверняка уже ищет генерал-регент, старая Оттилия, в конце концов. Кто будет пить с ней чай и поглощать бутерброды?
– А как же… – начал он, но Конрад покачал головой. – И о твоей Иоганне, дочери и старухе позабочусь тоже я?
– Прежде, чем снова бросать меня за борт или душить, обдумай все. Что касается меня, то я решение уже принял.
– Ты просто хочешь сбежать.
– Нет, – мягко улыбнулся Конрад. Такой улыбки Зигфрид у него не помнил. – Я хочу жить, как хочу. И давать жить другим.
– Последняя Истина?
– Первая Истина, насколько я помню.
– Отец бы с ума сошел, – прошептал Зигфрид и, отвернувшись, встал и прошелся по каюте.
– Вряд ли. У него был крепкий ум, – возразил Конрад. – Оставь пока мою жизнь и скажи, что с дочерью, и кто убил барона Зингера.
– А с чего ты решил, что я знаю?
В ответ Конрад снова улыбнулся.
«Злая скумбрия», открытое море
Проводив взглядом своего жениха, Вильгельмина почтила своим вниманием капитана Ротмана. Бледность уже покинула его лицо, и на нем вновь засияла улыбка. Этот белозубый морской волк, умело балансировавший между вежливостью и дерзостью, упорно величал Вильгельмину королевским титулом и вел себя подчеркнуто галантно. Он и его сумасшедшая команда все больше нравились принцессе. По мере того, как забывался ужас той ночи, когда на нее напали неизвестные головорезы, и притуплялась боль от потери матушки, Вильгельмину все больше захватывало ее удивительное приключение. Быть то ли гостьей, то ли пленницей на настоящем пиратском корабле, среди просоленных мужественных моряков, под покровительством опасного и загадочного Зигфрида Корфа представлялось уже не печальным стечением обстоятельств, а настоящим романтическим подарком. Принцесса поддалась азартному возбуждению, еще более острому в предчувствии того, что эта подаренная ей судьбой передышка последняя перед решающим сражением за корону.