Значит, ураган. Егор Летов: опыт лирического исследования

Во время второй встречи Егор встретил меня словами: «Почему такое хуёвое интервью с Лукичом?» Речь шла об интервью в Playboy, которое я действительно произвел и напечатал накануне. Отлично, думаю, мало того что я ваш треклятый сибпанк расписываю стотысячным тиражом, так мне же еще после этого в лицо, так сказать, летят осколки раздражения. Только при третьей встрече случилось какое-то подобие человеческого общения. Дело происходило опять-таки в гостях у Колесова, а триггером послужил свежий номер молодежного журнала Jalouse, где я по неясному поводу написал обзор разной психоделической музыки с упором на Японию, которой тогда особенно увлекался. Любознательность взяла верх над скепсисом – Летов изучил реестр, признался, что многого не знает, а я, в свою очередь, пообещал выдать ему в скорейшем времени весь интересующий материал. Диски, сыгравшие роковую роль в этом музыкальном укрощении строптивого, были в самом деле нетривиальные: иные из них не успевали даже попасть на полки «Трансильвании», поскольку сделка заключалась заранее и вне кассового аппарата. Выглядело это так: прихожу в магазин, Борис Николаевич Симонов говорит: ну все, твои японские дела пришли. И достает из-под прилавка коробку какой-то иероглифической продукции. В ней компактов двадцать примерно, впрочем, их никто не считает – в отличие от денег. Пока я пытаюсь понять, что это за исполнители, Симонов выносит вердикт: «Ну что, давай пятьсот долларов – для ровного счета». Я говорю: «Но, Борис, я даже не знаю, кто это». А он: «Я тоже, вот заодно и узнаем!» И чтобы развеять последние сомнения добавляет: «Бери. Это хорошие ДОРОГИЕ пластинки».

Вот этими хорошими дорогими пластинками я Егора в результате и приманил. Там, насколько я помню, были Mops, Такеши Тераучи, Jaguars, Yura Yura Tei Koku и так далее. Плюс к этому я привозил из Лондона модных тогда Acid Mothers Temple, тоже в изрядном количестве. Трофейная Япония, как пел известно кто. В итоге весь этот японский прорыв произвел на Егора положительное впечатление и мы стали общаться, сперва про музыку, а потом и про все остальное. Постепенно я втерся в доверие до такой степени, что даже попал на обложку «Реанимации». Филофонически-коллекционные отношения, практически исчезающие сегодня, в те годы еще имели шансы стать началом прекрасной дружбы.

Когда Летов переставал дичиться и выключал свой поучительно-оборонительный режим (с закидыванием руки за голову, как на многих интервью), то становился человеком самого веселого нрава и вопиющей свойскости. За несколько лет общения я не припомню случая, чтобы его заносило в какую-то тираническую звездность или просто отмороженность. Я не говорю, что такого в принципе не было, просто на моей памяти он всегда оставался в высшей степени сообщительным человеком, и, возвращаясь под утро на съемную однушку в районе «Аэропорта», я часто находил на автоответчике неизменный тип посланий: «Макс, возьми трубочку, это Егор». Идеальный, в сущности, сэмпл, я даже хотел предложить какому-нибудь дружественному электронщику, вроде покойного Михаила Рябинина, сделать на этой основе трек.

В Москве мы обычно назначали встречу в магазине «Трансильвания», куда оба ходили с незапамятных времен. Каждый его визит туда разгружал торговую точку на 15-20 компактов.

Борис Симонов, основатель «Трансильвании», вспоминает: «Егор почти сразу появился, еще в Доме книги, когда мы там в 1990-х открыли отдел. Он покупал ранний классический британский панк, штатский гараж и вообще групповой олдис всех стран. Немало, я бы сказал. Был совершенно незаметен, только нервно поправлял жидкие волосики и вызывал восхищение у коллег – коллекционеров физносителей. Спокойный, я бы даже сказал, замедленный персонаж, но действительно радовался приобретениям, от души, так сказать».

Свои меломанские притязания он тщательно расписал еще в оранжевой «Контркультуре» 1990 года. То была довольно влиятельная по тем временам музыкальная наводка – например, именно Летов подсадил энное количество молодых соотечественников на группу Butthole Surfers. Я же благодаря его списку предпочтений впервые увидел в местной прессе имя Кима Фаули, не говоря уж о группах вроде Chrome Syrcus или St. John Green.

Леонид Федоров вспоминает: «Егор в конце 1980-х поражал – настоящий интеллектуал по тем временам, да и попросту умный чувак, что опять-таки было редкостью в среде музыкантов. По степени эрудиции я его мог сравнить только с Курехиным тогда: все читал, все слушал, все смотрел. Группу, например, Seeds я впервые от него услышал – 1967 года пластинка. Мне Егор тогда еще сказал, что 1967-й – это такой год музыкального взрыва. Можно смело брать любую пластинку любого жанра, кого угодно, англичан, кубинцев, иранцев, джаз или гараж какой-нибудь из любой помойки – если это 1967-й, значит, всегда будет что-то достойное.