Значит, ураган. Егор Летов: опыт лирического исследования

В народе «Зачем снятся сны» приняли не то чтобы хуже, чем два предыдущих альбома, но с известной настороженностью. Пластинка действительно оказалась сложнее, нежнее, даже сентиментальнее, чем все, когда-либо сочиненное «Обороной». В ней не было контекстных боевиков, вроде «Крепчаем» и «На хуй», или двужильных психодрам, типа «Долгой счастливой жизни» и «Реанимации». Строго говоря, это вообще первый альбом ГО без единого бранного слова (если не считать «Звездопад») – в полном соответствии с тем, что Летов сказал в стихотворении с «Реанимации»: «Кто-то сбежал из меня, матерясь». Кирилл Кувырдин замечает: «Мне кажется, что Егор был сильно растерян от того, что он выложился удивительно мощно и убедительно, а выхлопа от своих откровений по-настоящему не получил ни от кого, особенно от тех, на кого особенно рассчитывал. Может, и напрасно».

В октябре 2007 года у «Гражданской обороны» случилось выступление в «Точке», что по тем временам воспринималось уже как вполне плановое мероприятие. Я тем не менее продолжал ходить решительно на все концерты ГО, но той «Точкой» пришлось манкировать, поскольку у меня было назначено в Риме интервью с Тинто Брассом. Брасс оказался тихим печальным старцем. Он, в частности, признался: знаешь, у меня ведь в жизни, кроме жены, и женщин-то не было, а теперь она умерла, и я совсем один. По возвращении в Москву неожиданно выяснилось, что Егор здорово обиделся на мою неявку. Он как-то особенно прикипел душой к тому московскому концерту и несколько раз повторил, что такое нельзя было пропускать. Во избежание дальнейшей эскалации я, признаться, умолчал, на кого именно променял его лайв в «Точке», ляпнув взамен нечто примирительное, вроде того, что будут же еще концерты, да еще, уверен, и почище.

Он сказал: «Такого концерта больше не будет никогда».

Его в самом деле больше не было.

18. ЧТО-ТО ВРОДЕ ГУРОВА

В начале был Вопль
Вопль родил Кровь
Кровь родила Око
Око родило Страх
Страх родил Крыло
Крыло родило Кость
Кость родила Гранит
Гранит родил Фиалку
Фиалка родила Гитару.

Это строчки из поэмы «Ворон» Теда Хьюза. Летов весьма интересовался Хьюзом и его темной заповедной лирикой (да и странно было б, пройди он мимо поэтики с образами вроде «опустошающий внутренности крик, выдирающий корни из краеугольного атома»). Он рассказывал мне, что, например, песня «Собаки» написана под непосредственным влиянием Хьюза. Кроме того, здесь неизбежно напрашивалась фатальная историческая параллель: английского поэта тоже в открытую называли виновным в самоубийстве своей одареннейшей жены Сильвии Платт, и не ее одной. Но я сейчас цитирую пассаж из Хьюза не ради исторических параллелей, а преимущественно из-за слова «гитара», к которому через «кровь» и «фиалку» в итоге и приводит «вопль».

В Летове обычно настойчиво выпячивают текстовую составляющую (мол, слушать невозможно, зато с метафорой порядок), притом что его песни, кажется, не слишком нуждаются в субтитрах. Тексты «Гражданской обороны» давно и, очевидно, заслуженно стали достоянием профессиональных филологов, вплоть до того, что композиции уровня «Клалафуда клалафу» анализируются со ссылками на М.Л. Гаспарова, О.М. Фрейденберг и Вальтера Шатильонского. Мне, впрочем, кажется, что регулярная объективизация его именно как поэта с соответствующим полем возможностей и интерпретаций несколько нивелирует все пропетое им. В конце концов, человек, взявший в руки искомую постфиалковую гитару, автоматически выходит из сферы буквальной поэзии и должен оцениваться по законам музыки, а в случае Летова – рок-музыки, причем не самого изысканного толка. Степень поэтической ангажированности в данном случае не играет сколько-нибудь решающей роли. В этом смысле идеальную модель поведения задал Бродский, который, наоборот, не терпел перевода своих стихов в песенный режим и заочно пообещал усердствовавшему в этом занятии барду Евгению Клячкину надеть на голову гитару. (У Клячкина, заметим в скобках, были очень приличные песни на стихи Бродского.) По большому счету, авторам песен тоже следовало бы в зеркальном порядке надевать издателям на голову книги – а до сей поры, кажется, только Вероника Долина робко воспротивилась подобной дискриминации, сочинив еще в 1980-е годы композицию про Кушнера и стихи как форму «недопесни». Летов, безусловно, начинал как поэт и, возможно, хотел бы этим и ограничиться, но превратился-то он в итоге в музыканта (хотя сам и не считал себя таковым): сперва попробовал себя в роли барабанщика, поучившись немного у московского джазмена-авангардиста Михаила Жукова, потом поехал в Ленинград и купил у Владимира Рекшана из группы «Санкт-Петербург» бас и только затем взялся за гитару, освоив первые аккорды не без приятельской помощи Валерия Рожкова, будущего участника группы «Флирт».