Знак Водолея

Волна революционных настроений пошла на спад, и спад этот будет еще продолжаться некоторое время. Быть может, год или два… Затем еще несколько лет реакция будет торжествовать победу, пытаясь покончить с революционными настроениями, и будет, подавляя, одновременно стимулировать их. Ибо подавление стимулирует протест. Сжимающий пружину усиливает ее энергию. Поскольку рабочие — единственный класс, не получивший в результате этой революции ничего, именно в рабочей среде начнется новый революционный подъем. Разрушение общины, начатое Столыпиным, вызовет недовольство беднейших крестьян — деревенского пролетариата, для которого правительственные реформы означают дальнейшее разорение…

Главное сейчас — сохранить партию! Сохранить основные принципы и традиции… Партия переживает тяжелейший период! Крушение надежд не проходит бесследно. Из нее будут уходить все, кто отчаялся, обессилел, потерял волю к победе, кто не умеет, не может ждать. Не допустить развала! Не допустить! Пусть немногие, пусть, пусть! Останутся сильные! Верные до конца! Партия будет постепенно пополняться за счет молодежи. Выздоравливая, будет крепнуть…

Сегодня на совещании в Гельсингфорсе Ленин сказал, что, по его мнению, нового подъема революционного настроения масс России надо ждать лет через десять. «Через десять лет? — думал он теперь. — Процесс может идти быстрее или медленнее… Самодержавие может приспособиться к нему, тормозя и оттягивая свое крушение. Оно не могло предотвратить его, крушение неизбежно исторически, но оно могло замедлить ход истории, отделываясь уступками, подачками, обещаниями. И тогда революционная ситуация отодвинется на десятки лет, перейдет в наследство к новым поколениям революционеров…»

А дорога все тянулась, тянулась, однообразная, темная, пустынная, будто ведущая в бесконечность…

Но вот за поворотом внезапно замерцали огни городских фонарей. Шоссе влилось в город, растекаясь в протоках улиц. Окна домов были уже темны, на улицах пусто и так тихо, что слышно было, как в далеком порту стучит какая-то паровая машина. Наконец послышалось цоканье подков. По боковому переулку медленно, никуда не спеша, ехал ночной извозчик. Ленин остановился, ожидая его. Как сказать по-фински адрес Борго, он помнил твердо.

Полчаса спустя Борго уже стучал в оконце маленького домика, где спал пожилой финн, мечтавший накопить достаточно денег, чтобы выкупить дедовскую ферму близ Ювяскюля, на самом берегу прекрасного озера Пяйянне. Еще десять минут спустя он уже запрягал резвую лошадь в свои прочные и легкие сани, благословляя докторов, которые ездят по ночам к далеким больным и дают этим заработок беднякам…

До парохода оставалось кое-какое время.

Добравшись до Паргаса, они рассчитались с возницею, а сами по льду перешли на остров Кирьяла. Сонный хозяин постоялого двора раздул огонь в очаге, повесил над углями котелок с водой для кофе. Ленин и Лингстрем сели за стол, а Борго побежал в поселок искать надежного проводника.

Чтобы сесть на пароход, надо было перейти на другой остров — Драгсфиорд. Возле него проходила трасса, пробитая ледоколом.

Кофе был крепкий, душистый, обжигающий губы. Хозяин, не спрашивая, налил гостям по второй кружке, поставил на стол оловянную тарелку с подогретыми калекукко. Два сына хозяина, оба высокие, рыжеватые, как и старый Фредриксон, с любопытством разглядывали гостей хмельными светлыми глазами. Они только что заявились с развеселой пирушки.

Борго вернулся расстроенный: проводника не нашел. Лед слабый, люди боятся идти. Можно провалиться, а это верная гибель. Борго предлагал заплатить вдвое и втрое — не хотят.

Фредриксон, понимавший по-русски, слушал их, сочувственно качал головой. Ждать еще неделю, пока лед окрепнет, опасно. Стражники, пограничники, шпики — мало ли кто мог наведаться за это время, потребовать у Фредриксона сведений о приезжих… Идти так, по направлению, самим, без провожатых — тоже рискованно. Островов кругом — множество. В шхерах легко заблудиться, выйти совсем не туда.

Выручил старший сын Фредриксона. Он вдруг хлопнул по плечу Ленина и, обратясь к Лингстрему, сказал по-шведски, что они с братом могут провести их на Драгсфиорд.

Старый Фредриксон заворчал на них, но они вместе с братом обернулись к нему, весело убеждая отца, что они знают, мол, что делают!

До Драгсфиорда было около трех верст, большей частью морем, по льду. Лед поскрипывал, похрустывал, временами даже казалось, что гнется, но держался. Братья Фредриксоны шли впереди, как по компасу.

Шли около часу, затем лед перестал пружинить, ноги заскользили по обледенелым голышам каменной отмели, а впереди возникли, вырастая из мрака, черные скалы острова Драгсфиорд. Успели как раз вовремя, чтобы зажечь и поднять на мачте сигнальные фонари с просьбой взять пассажира. Вдалеке уже блестели огоньки идущего парохода.